— Зачем? — я вцепилась рукой в воротник, будто не куртку меня просили снять, а с девственностью расстаться.
— Досмотр будем делать. Мальчики, приступайте!
— Но…, Анна Анатольевна, осень же. Холодно! Пойдемте в дом.
— Нет! — крикнула я. — Смотрите здесь! Я туда не хочу возвращаться.
Я быстро скинула куртку, потом толстовку и осталась в одной футболке. Ветер мгновенно проник под тонкую ткань, но я, не обращая внимания на дрожь, развязала шнурки и сбросила кроссовки.
Я стояла на ледяном асфальте и тряслась от ужаса, холода и нервного напряжения. Один их охранников неуверенно подошел ко мне.
— Руки подними!
Я выполнила приказ и закрыла глаза. «Это сон. Я проснусь дома в своей кровати, умоюсь и пойду на занятия», — уговаривала я себя.
Охранник провел руками по моему телу от плеч до носков, повернул меня спиной. Я чувствовала, как его пальцы лезут ко мне в карман, но только молилась: «Мама, папа, бабуля, помогите. Я ни секунды не хочу больше оставаться в этом доме».
— Ничего нет.
— Лучше смотри. Драгоценности можно засунуть куда угодно.
— Нет.
Меня трясло крупной дрожью. Я обхватила себя руками и открыла глаза: кто посмел возразить хозяйке?
— Что значит «нет»? — в ее голосе звучала угроза.
— Я осмотрел все тщательно, — темноволосый парень наклонился и подал мне куртку. — Держи. Одевайся. Если подождешь меня за воротами пять минут, я тебя отвезу домой.
— Степан, я не поняла, что ты сейчас делаешь?
— Увольняюсь, Анна Анатольевна. Я будто в фильме о войне побывал. Знаете, те кадры, когда эсэсовцы издевались над пленными. Сам себе противен.
Он помог надеть мне кроссовки. Сама бы я не справилась: как ни старалась, не могла засунуть ногу внутрь. Анна Анатольевна тяжело дышала от еле сдерживаемого бешенства.
— Я сделаю так, что тебя ни одно охранное агентства на работу не возьмет! — сквозь зубы процедила она и пошла к машине.
— Да, плевать я хотел на ваши угрозы! Обойдусь!
Он взял меня за руку и потащил к выходу. Я пробежала по инерции несколько шагов, но вырвалась и кинулась к машине, которая уже трогалась с места. Я успела выскочить перед ней и перекрыть дорогу.
— Ты спятила, идиотка? Под колеса хочешь попасть? — крикнула мать Антона, опустив стекло.
— Анна Анатольевна, только два слова. Я вытерпела все гадости, что сделала мне ваша семья, а теперь очень вас прошу: оставьте меня в покое! Мне не нужен ваш сын. Это он ко мне приклеился, как банный лист к заднице.
— Фу, ну и уровень культуры!
— Извините, какой уж есть! Нам, нищенкам из подворотни, негде было нахвататься вежливых манер.
— Ты сейчас издеваешься?
— Что вы, что вы! Просто шучу, — ответила я. — До свидания. Я очень надеюсь, что вы удержите на коротком поводке своего сыночка, иначе…
— Что иначе? Что ты можешь, бездомная нищенка? — спокойствие Анны Анатольевны испарилось.
Ее лицо покрылось красными пятнами, губы в ярости задрожали. От утонченной светской дамы не осталось и следа. Я видела в окно базарную торговку, готовую вцепиться в мою глотку.
— Я ничего не могу, согласна. Это я так, пар выпустить.
— Слышь, Иван, — она посмотрела на водителя и засмеялась, так звонко и весело, что я растерялась: случайно мамочка у Антона не ку-ку? — Ах, Моська! Знать она сильна, раз лает на слона.
— Прощайте, — крикнула я и побежала к воротам, где меня ждал охранник.
На душе стало легко, будто я освободилась от непосильного груза. Уже выбегая из территории особняка, я оглянулась назад: автомобиль так и стоял на аллее. Анна Анатольевна вышла из него и смотрела мне вслед.
В окнах дома зажегся свет. Вот распахнулась входная дверь, и на крыльцо выбежал Антон. К нему кинулся отец и кухарка. Они тянули его назад, он отбивался руками и ногами. Автомобиль хозяйки понесся к крыльцу.
Створки ворот соединились, и картинка исчезла.
— Поехали?
Я оглянулась: рядом стоял охранник и держал открытой дверку джипа. Когда он пригнал машину, я даже не заметила.
— Хорошо.
— Как ты попала в эту заварушку, — поинтересовался он. — Я сразу понял, что хозяйка не позволит тебе встречаться с сыном.
— Случайно попала. Вернее, Антон и его дружки поспорили на меня, вот так все и завертелась.
— Куда тебя отвезти?
Я назвала адрес общежития и закрыла глаза, дав понять, что не хочу разговаривать. Мотор мягко урчал, телефон был выключен, в салоне тихо играла лиричная музыка. Несмотря на пережитый стресс и нервы, я задремала.
Дома я была через час. Степан пожал мне руку на прощание и дал свою визитку.
— Если что, обращайся.
— Куда? Ты же уволился!
— Позвони по номеру на визитке. Я приеду.
Я влетела в общежитие. Дядя Вася высунулся из окна бытовки и укоризненно покачал головой.
— Ну, ты даешь! Первый раз не пришла ночевать. Как Антоха? Могет? — сторож подмигнул мне, а меня передернуло от намека.
— Дядя Вася, я вас очень прошу, больше ни Антона, ни его маму не пропускайте в общежитие. Понятно?
— Поссорились? Не переживай. Дело молодое, помиритесь.
— Дядя Вася! — я уже чуть не плакала. — Вы хоть душу не рвите!
Я вбежала в комнату и с размаху упала животом на кровать. Больше не надо было сдерживаться и терпеть. Слезы и сопли потекли ручьем.
— Ритка, ты чего? — услышала я над головой испуганный голос Анжелы.
— Оставьте меня все в покое! Я больше так не могу!
Я вскочила с кровати, схватила полотенце и халат и бросилась в душевую. Только здесь я могу побыть одна и полностью отдаться своему горю. Сердце болело и рвалось на части. Я включила душ на всю мощность, залезла под горячие струи и завыла. Прямо так, по-собачьи. Задрала голову к потолку и завыла.
В дверь несмело постучали, но я никак не могла остановиться. Только зубы сжала, чтобы ослабить звук, и все.
— Ритка, открой! Я дверь выломаю! Открой, тебе говорят!
— Я сейчас выйду. Подожди немного.
— Так, Иванова. Слушай меня! — кричала за дверью Анжела. — Плюнь на все. Помнишь, в каком-то фильме говорили: «Мы бодры и веселы»? Повторяй за мной! Мы бодры и веселы!
— Отстань!
— Повторяй!
— Мы бодры и веселы! — тихо выдавила из себя я.
— Громче! Не слышу тебя!
— Мы бодры и веселы!
— Дура, воду выключи. Я не слышу.