– А так бы без преподов не стал бы выпускать?
– Да конечно открыл бы, но позже. Просто мне хотелось девчонок чуть проучить. А то что-то уж много о себе возомнили.
– И ты пустил бы их на дискотеку? Значит ты не жестокий, – обрадовалась девушка, увидав, как Твердов согласно кивнул в ответ. – А то я уже было подумала, что ты у меня домашний тиран. А я страсть как этого боюсь. У нас папаша, покойничек, шибко мамку и нас с братом гонял.
– Выпивал? – Твердов погладил девушку по голове.
– Не то слово: бухал как проклятый. Трезвый хороший мужик был, а как только самогону хлебанет, то сразу каким-то дурным делался. Меня он почти не трогал, так наорет, и все. А больше над мамой измывался. Потом Лешку стал уму разуму учить. Даже на мороз его выгонял зимой. А Лешка стоит и терпит. Прыгает разутыми ногами по снегу, но прощения у него не попросит. Он, вишь ты, все хотел, чтоб Лешка у него прощения вымаливал.
– А за что? Что он ему такого делал?
– Так он же за мать всегда заступался. Как только чуть подрос, то вставал между ней и пьяным отцом. А того злило, что сын мешает бабу уму разуму учить.
– А кем у тебя отец работал?
– Да обычным трактористом в колхозе. Он по молодости, говорят, очень красивым парнем был. Все деревенские девчонки на него заглядывались. А он выбрал маму, она от него была без ума. Мне кажется, она и сейчас его любит. Папка очень сильный и здоровый был, Лешка тогда не мог с ним справиться. Но все равно пер на него. Отец его возьмет и на пинках на улицу выгонит в одной домашней одежде. И кричит, чтоб прощения просил. А Лешка стоит в одной рубашке, трико и носках на снегу, губы синие, трясется весь, но в дом не идет. Готов был замерзнуть, но перед отцом никогда не унижался. Я ему тайком валенки и шубу вынесу, он и стоит дальше.
– Какие-то зверские отношения, – покачал головой Твердов. – И что, никто за вас не заступался?
– А кто заступится? Соседи? Так все считают, что чужая семья потемки и вообще, муж в доме главный, значит ему видней, как себя вести. Раз бьет, значит, надо. Деревня же, тут свои законы и обычаи. У мамы мать давно умерла. А отец еще на фронте погиб, в самом конце войны. Дядья еще у нее были, аж четверо. Так те тоже на войне сгинули. Один дядя Ваня пришел с фронта, но вскоре от ран скончался. Я его даже и не видела, До моего рождения умер. Сестра еще есть старшая, но она в другой области живет. Вот только мы с Лешей, да ее бабушка Глаша, а мне выходит – прабабушка, рядом живет. Но ей девяносто лет, сам видишь, какая с нее заступница, – Лена кивнула за стенку, где в соседней комнате на печи кряхтела старушка. – Брат же из-за отца после восьмого класса, поэтому в речное училище ушел, а то его бы тот точно его со света сжил бы. А там и общежитие, и форма, и питание бесплатное. И к спорту он там, в мореходке, пристрастился: бокс, борьба, гиревой спорт. Уже когда Леша на службу уходил, то к отцу подошел и сказал, что если он мать еще хоть раз пальцем тронет, то приедет и убьёт его. Да так сказал, прямо глядя в лицо, спокойно так, уверенно. И отец больше после этого ее ни разу не тронул. Орал, правда, но больше не бил.
– Так, а что с ним случилось, с отцом вашим?
– Панкреатит. Допился до того, что у него поджелудочная железа крякнула. Ты же врач, должен понимать.
– Ну, какой я врач, – покраснел «Председатель» – я еще даже не студент.
– Но ведь станешь?
– Конечно, стану.
– Отца доктор Палисадов сначала лечил. Он хороший доктор, бухает, конечно, но врач от Бога. Его все у нас очень уважают. Поначалу вроде дело пошло: отец начал поправляться. Но потом ему кто-то из дружков собутыльников самогон в больницу принес. Он выпил и захирел. Кирилл Егорыч его после этого в город переправил. Но тот все равно умер, осложнения пошли. Отец перед смертью все прощения у нас просил. Хотел, чтоб и Леша приехал к нему. А он в дальнем походе как раз тогда был. Не смог. Очень отец по этому поводу сокрушался.
– Ты жалеешь отца?
– Наверное, да. Все же он неплохим, по сути, человеком был, когда не пил.
В открытую форточку потянуло чем-то горелым. Твердов принюхался и сморщил лицо.
– Чувствуешь, дымом тянет? Горит что-то.
– Горит, – улыбнулась Лена, целуя Александра в подбородок. – Это соседи ботву картофельную жгут. Сейчас по всей деревне вонь пойдет. Народ картошку в своих огородах выкапывает, а после ботву сжигает, а пепел на удобрение пойдет. Неужели не знал? А еще «Председатель».
– Нет, почему же, знал. Только я думал, что народ сейчас за колхозный урожай бьется.
– Биться-то они бьются, только свою тоже не забывают. Прошли те времена, когда колхозное добро на первом месте стояло.
– А вы свою картошку чего не копаете?
– Ба, так мы уже свою давно выкопали, высушили и в погреб убрали. Еще на прошлой неделе. Сейчас только самые ленивые копают или у кого ее посажено очень много, на продажу. А ты чего спрашиваешь? Хозяйственный такой, да? – Лена чуть приподняла голову с мощной груди «Председателя» и стала любоваться его лицом в профиль.
– А как же, – кивнул Саня, – я бы помог вам выкопать.
– Опоздал, но не расстраивайся, – девушка провела пальчиком по его носу, – у тебя еще будет такой шанс. Ведь впереди у нас с тобой целая жизнь.
– В смысле? – напрягся Твердов.
– На следующий год выкопаешь, а прежде поможешь уже следующей весной вскопать огород и посадить. Вы вдвоём с Лешей, думаю, быстро управитесь. Тем более знаешь, какая физкультура при копке? Леша завсегда основательно к копке огорода подходит. Мышцы, говорит, отлично развивает. У тебя мышцы что надо, а так еще лучше разовьёшь.
– Да я как-то в спортзале больше привык их развивать, – кисло улыбнулся Твердов. Разговоры девушки «про всю жизнь впереди» и огородные планы на следующий год как-то его удручали. – Это что же получается, она думает, что я на ней женюсь? – вдруг обожгла его шальная мысль.
– Сашенька, ты чего приуныл? Расстроился, что не помог нам с картошкой? – так просто и невинно спросила Лена, что Твердов даже растерялся.
– Да, милая, – выдавил он из себя, – есть такое дело: как жаль, что не помог вам с картошкой.
– Не переживай, у нас работы в деревне всегда полно. Еще морковку надо выкопать, помидоры оставшиеся собрать. А через месяц и капусту нужно будет срезать. Не волнуйся, тебе скучать не придётся. А тебе когда восемнадцать исполнится?
– Вот в ноябре, десятого, – похолодело внутри у Твердова. – Это она что, на свадьбу намекает? А тебе? – взяв себя в руки, как бы между делом, задал вопрос Лене.
– А мне тоже в этом году в декабре. Пятого декабря стукнет восемнадцать. Так, получается, ты меня почти на месяц старше? У вас тоже в школу брали только тех, кто до первого ноября родился?
Настроение у «Председателя» окончательно улетучилось. Перспектива жениться на пускай и очень хорошей и красивой девушке, но именно сейчас, уже в этот год, его явно не радовала. Одно дело, спать с ней. А другое… Бред! Огород, корова, куры, что там еще? А вдруг дети пойдут? Мысль о детях и вовсе ввергла его в уныние. Надо определённо отсюда валить. Но куда? Обратно в общагу? И вставать каждый день на подъем флага? Видится с этой сексуально озабоченной соседкой Олей и ее на всю голову отбитым мужем? Ладно, побуду здесь с ней пока. Все равно нам еще две недели минимум в этой Петровке торчать. Чего от такой девушки отказываться? А может, и в самом деле жениться на ней? Надо все хорошенько обмозговать. А то только неделю, как вместе, и уже под венец? Нет, шалишь, брат. Семь раз отмерь, а один раз женись.