— Держись, что есть мочи.
Я протестующе замотала головой, но без толку. Пришлось зажмуриться и вцепиться в седло изо всех сил.
— Пригнись! — услышала я крик Альгидраса, и огромный зверь подо мной взмыл в воздух.
Я почувствовала, как стукнулось о дерево одно из его копыт, нас занесло, но приземлились мы удачно. Открыв глаза, я увидела, как Горислав, успевший перемахнуть через ствол вслед за нами, что-то быстро шепчет коню в ухо. Это все заняло лишь нескольких секунд, но мне показалось вечностью. Как в замедленной съемке я наблюдала, как он целует коня в морду, потом поднимает на меня взгляд и выдыхает:
— Пошел.
Его глаза кажутся в этот миг бездонными, и в них — вечность.
Я хотела крикнуть, что не хочу так, но конь с ржанием рванулся с места, и мне пришлось вцепиться в жесткую гриву изо всех сил, чтобы не свалиться на землю. Я все же изловчилась оглянуться на Горислава. Он скинул с плеча лук и в свою очередь оглянулся на Миролюба. Мне показалось, что я уже видела этот взгляд раньше. Миг, и Горислав отвернулся, уперся коленом в поваленный ствол и поднял лук.
Конь Горислава сделал еще один неожиданный прыжок, и я снова едва не свалилась на землю.
Следующие несколько минут показались мне каким-то сюрреалистическим кошмаром. Рискуя оказаться на земле в любую секунду, я изо всех сил держалась за конскую гриву и прижималась лицом к остро пахнувшей лошадиной шее. Грива была жесткой, а сам конь был горячим и пугающим. Наверное, только это и спасало меня от того, чтобы не скатиться в истерику от мысли об оставшихся там людях. Мое тело звенело от напряжения, а рук я уже просто не чувствовала и понимала, что мое падение — лишь вопрос времени. Я не могла не то что управлять конем, я даже не могла поднять головы, чтобы понять, кто скачет рядом со мной и точно ли Миролюб с Альгидрасом не остались там у проклятого дерева.
И все же даже грохот крови в ушах, даже топот коней и свист ветра не заглушили звуки битвы, начавшейся у оставленной далеко позади повозки. Звон мечей, яростные крики и осознание, что там гибнут люди, заставили меня до крови закусить губу. Как бы мне хотелось верить, что все это сон, дурной кошмар, который растает с наступлением утра! Вдруг конь Горислава неистово заржал и вскинул голову. Я не успела увернуться и почувствовала сильный удар в нос, от которого перед глазами заплясали круги. Конь подо мной вскинулся, и я сперва подумала, что он ранен, но спустя миг мой затуманенный болью мозг осознал, что огромное животное встает на дыбы. Никакая сила не могла бы сейчас удержать меня в седле. Мои ноги не доставали до стремян, настроенных под рост Горислава, и я почувствовала, что соскальзываю с седла, заваливаясь на бок.
— Отпусти руки! — услышала я крик Альгидраса и, хоть понимала, что выполнение этого приказа равносильно самоубийству, разжала пальцы, отчасти потому, что просто не могла больше держаться.
Я почувствовала сильный рывок за плечо, потом кто-то больно перехватил меня под ребрами и дернул на себя. Спустя миг я была перекинута через седло.
— Все! Все! — услышала я голос Альгидраса.
— Цела? — крикнул Миролюб.
Ответа я не расслышала. Я неловко забарахталась, и Альгидрас пришел мне на помощь. После короткой возни я оказалась сидящей в седле перед ним. Конь под нами нетерпеливо гарцевал. Я оглянулась и увидела, что конь Горислава уносится прочь, туда, где слышались звуки битвы.
— Кровь, хванец!
Миролюб с трудом сдерживал коня рядом с нами. Остатки его отряда кружили неподалеку. Люди Алвара немного оторвались, но тоже остановились в ожидании.
Я не поняла, почему Альгидрас настойчиво пытается развернуть мое лицо к себе.
— Пусти, — попыталась я оттолкнуть его руку.
Вышло это гнусаво, и только тут я поняла, что у меня из носа что-то течет. На конскую гриву капала кровь.
Алвар неожиданно свистнул. Я попыталась утереть бегущую кровь сперва ладонью, потом рукавом. Альгидрас, отклонившись в седле, старался оценить ущерб. Алвар свистнул еще раз, и Альгидрас довольно больно провел по моему лицу своим рукавом и тут же крепко прижал к себе. Он тронул коня коленями, и тот рванул вперед, почти сразу перейдя в галоп.
В ушах у меня по-прежнему набатом грохотала кровь, но даже сквозь этот шум я слышала сорванное дыхание Альгидраса. Я зажмурилась, вцепившись в гриву коня, понимая, что от меня теперь ничего не зависит и нужно просто не мешать.
Вдруг позади раздался пронзительный свист, приглушенный расстоянием.
— Не успели! — прокричал Миролюб.
Альгидрас крикнул “хей”, понукая коня, и мы понеслись еще быстрее.
Я открыла было глаза, но тут же опять зажмурилась, потому что мир вокруг показался одним смазанным пятном, отчего меня тут же начало укачивать. Я глубоко вдохнула, и только тогда до меня дошел смысл сказанного Миролюбом.
Все шестеро… погибли? И последний подал знак? Господи! Как же можно быть такими? Сначала остаться на смерть, а потом еще до последнего помнить, что нужно предупредить тех, кто оставил тебя умирать. Я сглотнула текшую из носа кровь и поняла, что не представляю, как теперь быть, зная, что кто-то только что умер ради того, чтобы я смогла прожить чуть дольше. Перед глазами встало лицо Горислава. Всего несколько часов назад он сидел на полу, играл с кинжалом и беспечно кукарекал, не давая спать всему постоялому двору.
Дорога снова свернула, и я открыла глаза.
— После леса на развилке держите на восток, — крикнул Миролюб.
— А ты?
Я почувствовала, что Альгидрас повернулся к скакавшему слева княжичу.
— Шестеро! — вместо ответа скомандовал Миролюб, и последние из его людей осадили коней.
Альгидрас тоже натянул поводья, прижав меня к себе. Алвар и его люди последовали нашему примеру.
— Не дури, княжич! — тяжело дыша, произнес Альгидрас.
Сколько раз я за сегодня уже слышала эту фразу?
— Теряете время! — отрезал Миролюб, обнажая меч.
Его люди разворачивали коней и снимали с плеч луки, проверяли, легко ли выходят из ножен мечи. Разгоряченные скачкой кони не стояли на месте: гарцевали, кружились, вскидывали головы. И весь этот обреченный на смерть отряд выглядел сейчас таким живым, что отвести взгляда от него было невозможно. Поэтому я смотрела во все глаза на их сосредоточенные лица. Дружина Миролюба вправду была молодой. Вряд ли кому-то из них было больше двадцати пяти. Они дышали, жили, смеялись, наверное, кого-то любили… Как и сам Миролюб. Я перевела взгляд на княжича, который развернул коня в сторону преследователей. Он что, тоже остается? Я открыла рот, понимая, что не имею права голоса, но не могла не попытаться остановить его. Я не хотела жить такой ценой. Я…
— Миролюб, — вдруг подал голос ближайший к княжичу воин, — о земле своей подумай.
— Поучи меня еще! — огрызнулся Миролюб, крутанув кистью, отчего его меч описал в воздухе дугу.