Я оглянулась на хванца, который отчего-то хмурился.
— Радим, — решилась я, понимая, что это глупость, но другого шанса у меня просто не будет. — Позволь мне видеться с Олегом.
Радим встал как вкопанный. Альгидрас последовал его примеру и еще скорчил мне гримасу, словно говоря, не смей.
— Зачем? — с подозрением спросил Радим.
— Олег… успокоил меня очень. А еще он начал легенды разных народов рассказывать, да так и не досказал. Я дослушать хотела.
Радим обернулся к хванцу. Мне показалось, что тот, если бы ему не было больно, пожал бы плечами, а так ограничился очередной гримасой.
— Так ты не сможешь сюда одна ходить, — с опаской откликнулся Радим, явно ожидая истерику.
— Ну так пусть он к нам ходит, как поправится.
— Как поправится, он в Каменицу поедет, — хмуро сказал Радим и повернулся к выходу.
Так вот о чем они говорили. Альгидрас поправится и уедет. И я его больше не увижу?! Ну уж нет! И дело было даже не в том, что от этой мысли мое сердце заколотилось как сумасшедшее. Дело было в том, что я пропаду без него в это мире. Кому еще я смогу сказать правду?
— Тогда сделай так, чтобы я могла приходить сюда! — потребовала я.
— Всемилка, — Радим повернулся ко мне прищурившись.
Я уперла руки в бока, хотя совсем не хотела скандалить. Мне-то ничего не будет, а вот Альгидрасу это может аукнуться.
— Кому из нас ты не доверяешь? — тоже прищурилась я.
Радим посмотрел на Альгидраса, потом на меня. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто слабое звено в нашей цепочке.
— Люд болтать будет.
— А тебе что с того?
Я понимала, что зарываюсь, но за то, как я восприняла новость о ребенке, воевода мне уступит. И я не ошиблась. Радим нахмурился и вздохнул:
— Ладно. Со Златкой будете ходить.
— Еще чего! — воскликнула я, понимая, что со Златой никакого общения не получится. — Зачем ее таскать да расстраивать? Вон он как выглядит.
Я ткнула пальцем в Альгидраса, который отступил на шаг и выставил ладони перед собой, словно отгораживаясь от моей затеи.
— Просватанная ты! — голос Радима понизился до шепота, точно нас могли подслушать.
— И что? Он же твой побратим. Чего тебе бояться?
— Бывший! — отрезал Радим.
— Ну а для меня не бывший.
Каким-то неведомым чутьем я понимала, что именно так вела себя Всемила, когда хотела чего-то добиться. Бросив взгляд на хванца, я перехватила кривую усмешку. Лучше бы помог, чем глумиться.
— С матерью завтра придешь. И покуда она тут будет, слушай свои сказания, сколько душе угодно. А потом с матерью домой.
Я открыла рот, чтобы возмутиться, но тут вмешался Альгидрас.
— Всемила, брат прав. Либо так, либо никак.
Я посмотрела на предателя, но так и не смогла разозлиться по-настоящему, потому что выскользнувшее из-за туч солнце вдруг высветлило прядь его волос почти в белый и раскрасило россыпь веснушек.
И я отчего-то залипла взглядом на его закушенной губе, а сердце сделало кульбит. Да что со мной такое? Я вновь почувствовала головокружение и инстинктивно шагнула к Радиму, ища поддержки. Он тут же обхватил меня за талию и притянул к себе.
— Плохо тебе?
— Просто голова закружилась, — пробормотала я. — Хорошо все.
— Посидеть хочешь?
— Нет. Пойдем.
Мы вышли со двора, и в моей голове немного прояснилось. Радим держал меня за плечи, точно думал, что я вот-вот упаду, а у меня перед глазами стояло встревоженное лицо Альгидраса. В его взгляде было обреченное знание. Он что-то понял сегодня. Вот бы еще узнать, что. Хорошо, что я передала рисунок. Уж он наверняка поймет, что это за женщина на бересте. С шаром и огнем на вытянутых ладонях.
Я остановилась так резко, что не ожидавший этого Радим сделал по инерции шаг вперед, продолжая крепко держать меня за плечи, и я не упала только потому, что он не позволил.
— Опять плохо? — прошептал он
Я поняла, что мне снова не избежать отвара. Но все это было неважно, потому что я вспомнила сегодняшний сон. Женщина, протягивающая ко мне пустые ладони посреди рушащегося мира. На схематичном рисунке Миролюба тоже была женщина. И она так же вытягивала вперед руки. Только они не были пусты. Я помотала головой и круто развернулась, чтобы броситься к дому Велены. Точнее попыталась, потому что Радим позволил сделать только половину оборота, а потом надежно зафиксировал меня и зашептал на ухо:
— Хорошо все, Всемилка. Мы уже почти дома. Пойдем же. Ну.
— Мне к Олегу надо! — попыталась объяснить я, понимая, что не просто так увидела этот сон.
— Пойдем домой, хорошая моя. Пойдем, Всемилушка. Мать там такие щи приготовила, твои любимые. Пойдем.
Я извернулась и заглянула в лицо Радиму. Хотела объяснить, что я уже в порядке и мне просто нужно кое-что сказать хванцу, это быстро, но наткнулась на такую панику в карих глазах, что все мои объяснения застряли в горле. Как же боялся бесстрашный воевода того, что кто-то в Свири узнает об их беде? Я с трудом высвободила руку и коснулась ладонью колючей щеки. Радим не носил бороды, но его подбородок и щеки почти всегда были колючими.
— Хорошо все, Радимушка. Ты не бойся. Ничего не будет, — прошептала я. — Пойдем домой.
И к страху в его глазах добавилась сумасшедшая тоска. Его сестра была больна, и он никак не мог это изменить. И ему было очень больно от того, что я признавала сейчас проблему и обещала, что все будет хорошо. У меня-то будет. А вот у Всемилы не было: за каждым всплеском сильных эмоций шел страшный приступ. Бедная девочка платила своей искалеченной душой за больную любовь князя Любима.
Все прочие мысли вылетели у меня из головы. Оставшийся путь до дома я думала только о том, знает ли Радим, что болезнь Всемилы стала прогрессировать после того, как князь испугал ее совсем маленькой девочкой. И если не знает, то каково Добронеге нести этот крест в одиночку?
Когда мы вернулись, Добронега ждала нас на крыльце. Она напряженно всматривалась в мое лицо, и я, проглотив горький ком в горле, выдавила из себя улыбку. Если бы она только знала, как мне было жаль, что момент их долгожданной радости омрачался необходимостью бояться реакции Всемилы. Добронега улыбнулась в ответ и бросила пытливый взгляд на Радима. Я не видела, какой знак он подал, но лицо Добронеги на миг застыло, что заставило меня снова подумать про отвар. И я не ошиблась.
Дома пахло знакомыми травами. Добронега говорила ни о чем, накрывая на стол и разливая по тарелкам душистые щи. Те самые, которые, по словам Радима, любила Всемила. Я хотела помочь, но Радим по-прежнему крепко держал меня за плечо, словно опасаясь, что я убегу. Когда еда стояла на столе и запах свежих щей наконец перебил запах трав, я в очередной раз попыталась вывернуться из-под руки Радима, и он наконец позволил. Правда, далеко не отошел. Мне даже думать не хотелось, что могла сделать Всемила в свои черные дни.