— Да, точно не для промаха.
— Пойдемте перекусим и заодно обсудим, какими будут наши дальнейшие действия. Вы ведь не потеряли аппетит?
Женере улыбнулся.
— Я уже разучился на нервной почве что-то терять. Профессия, знаете ли, не располагает. Пойдемте, охотно составлю вам компанию.
В столовой уже было накрыто. По европейским меркам завтрак был тяжеловат. Но Клод обнаружил, что утреннее происшествие сожрало немало энергии и теперь организм требует восстановления.
Сильченко налил по тридцать граммов водки. Женере взял свою рюмку, чувствуя, как приятно она холодит пальцы.
— Давайте за ваше здоровье, — поднял рюмку Сильченко.
Они выпили. Женере даже не почувствовал, как водка прокатилась по глотке. Только потом от гортани вниз, к животу, разлилось приятное тепло. Клод зажевал выпитое маринованным огурцом и решил, что жизнь в России имеет свои прелести. Конечно, вот так выпить можно и на Монмартре, но только в России процесс выпивки несет такой мощный заряд релаксации.
— Это тот самый ваш недруг, из-за которого мы подняли тревогу? — спросил Денис.
— Я не знаю. Казалось бы, кроме него, совершенно некому. Но как вспомню, что в меня стреляли очередью и промахнулись, начинают брать сомнения. Понимаете, Рич более разборчив в выборе исполнителей.
— Да, я уже говорил, что подозреваю умышленный промах. Ваш недруг не мог этим жестом предупредить, как бы посоветовать, чтобы вы сматывали удочки?
Женере пожал плечами.
— На этот вопрос я вам ответа не дам. Потому что для этого мне надо читать мысли Джонатана Рича. Чего я, к сожалению, не могу. Теоретически мог и предупредить. Но зачем? Он же прекрасно понимает, что я — не ребенок, меня не напугаешь. И что мне платят деньги за выполненную работу, а не за попытку ее выполнить!
— Это не мог быть кто-то еще? Помимо Рича?
Француз растерянно покачал головой. На его лице отразилась напряженная работа мысли. После непродолжительной паузы он сказал:
— Я просто не вижу того, кто бы мог это затеять. Причина — только у Рича.
— Хорошо. Тогда давайте будем считать, что это был Рич. Но его исполнитель оказался недостаточно профессиональным и не справился с поставленной задачей. Теперь — наш ход. Само собой, мы готовим оборону. Я прав?
— Да, вы совершенно правы.
Некоторое время они ели в полном молчании. Потом Женере сказал:
— Мне сегодня еще понадобятся люди в поддержку. Я собираюсь съездить в «Арбат», поговорить с директором. Попытаюсь договориться о том, чтобы все произошло поскорее. Меня раздражает то, как в вашей стране все медленно. Это как на Востоке в Средние века. Да и сейчас, пожалуй, тоже.
— Ну, я думаю, что наверху тоже препятствуют, — сказал Сильченко. — Вот сделка и тормозится. Вам должны ставить палки в колеса на нескольких уровнях сразу.
— Может, и в самом деле так, — пожал плечами Женере. — Но вот как раз это — не по моей части. По моей части работать на местности, а следить за кабинетными войнами — это на совести корпорации.
— Людей я вам, конечно же, дам.
— Хорошо. Теперь вот что. Я сейчас залезу в сеть, скачаю досье на Рича. Там есть и его фотографии. Надо, чтобы ваши люди занялись его поиском. Пусть работают, пусть копают везде. Если надо — лезут под землю. Но в самое ближайшее время я должен знать, где проживает Джонатан Рич. Результаты поиска доложить мне. Будем тогда думать, что с ним делать.
— А может, просто его. Ну, вы понимаете: нет человека — нет проблемы.
— Не всегда, Денис. К тому же я хотел бы вначале поговорить с ним очно. Так, пообщаться по старым вопросам!
— Можно и это, — ответил Сильченко. — А машину я вам сегодня дам бронированную.
Женере решил не спорить. Хотя разъезжать в тяжеловесных бронированных «гробах» он терпеть не мог. Никакого ощущения безопасности. Только понимание того, что вот это многотонное страшилище уязвимо в не меньшей степени, чем простой автомобиль. Захотят добраться — не спасет ничего.
Сегодня утешение только в одном: что гранатомета у них может и не быть.
— Ну, в общем, вы тут распоряжайтесь, — сказал Сильченко, — а я поеду делать вид, что работаю. Надо же и легальной деятельности уделить внимание. А то у меня с вашим появлением жизнь стала чрезмерно интересной.
— Хорошего дня.
— Спасибо. Месье Женере, пожалуйста, как съездите в гостиницу — обязательно позвоните мне. Или, может, не беспокоить вас, пусть водитель отрапортует?
— Мне не трудно. Я обязательно позвоню, — ответил Клод.
* * *
Кулагин ликовал. Он смог сделать два решающих шага по направлению к заветной цели — к спасению собственной шкуры. И теперь, кажется, ничто не могло помешать его стремлению. Ничто и никто.
Сегодня под дверью устроила концерт его секретарша и этот отморозок из номера четыреста восемнадцать. Спелись, голуби, как пить дать спелись! И теперь вот не дают покоя честному человеку. Ничего. Немножко потерпеть — и свобода!
Кулагин предавался мечтам и воспоминаниям. Мечты, что греха таить, были гораздо приятнее, чем прошлое.
А прошлое у Кулагина было ничем не лучше и не хуже многих жизненных путей. Были те, кто в свои годы достиг гораздо большего, чем Аркадий Леонидович, но ведь и полные аутсайдеры имелись, для которых он мог считаться человеком, залетевшим в заоблачные высоты.
Он учился в школе, потом поехал в Москву и умудрился сразу поступить в МГУ. Предполагалось, что он станет учителем истории.
Но вместо этого он стал продвигаться по партийной линии. Это было надежнее и обещало больше перспектив. Таким образом он оказался и в гостинице «Украина» — его назначили возглавлять комсомольскую ячейку. Ну и параллельно одарили должностью заместителя директора по техническим вопросам. В технических вопросах Кулагин не понимал вообще. Это и не требовалось, так как должность была чистейшей воды свадебно-генеральской.
Зато потом, когда ушел на пенсию прежний директор, Аркадия Кулагина поставили на его место. Не потому, что был особо отличившимся, нет! Просто к тому времени Союз уже рушился, было понятно, что гостиница мало кому сейчас нужна. И на пост директора «Арбата» не нашлось альтернативного кандидата.
Можно считать, что карьера удалась. А вот личная жизнь — это совсем другая песня.
Кулагина всегда удивляло, почему его сторонятся девушки. Он не был ни ботаником, ни бандитом, умел одеваться и красиво говорить. Чего не хватало ему — он решительно не понимал. Но за все пять лет университета ему так и не удалось завязать мало-мальски продолжительных и успешных отношений.
Если бы Кулагин отличался хоть небольшой склонностью к самоанализу, то смог бы найти причину без проблем. Он просто путал успех карьерный и успех у женщин. Он считал, что его должностной рост должен вызывать только восхищение. А все остальное приложится.