***
Фредди.
Он был невероятно красив. Ни одного изъяна во внешности: и фигурой удался, и лицом, от и до. Ни к кистям не придраться, ни к зубам. Хоть бы клык был один больше другого, но нет. А пальцы какие! Засмотришься.
Я не узнала его, пока он не представился. Не потому, что Фредди сильно изменился — просто я не ожидала встретить кузена Клауса в фойе своего отеля. Когда ко мне подошел красивый мужчина в элегантном костюме и поздоровался, я подумала, что это немецкий артист, с которым через меня общался кто-то из нашей группы. За эти дни передо мной промелькнуло множество лиц, я не запомнила всех, тем более что мысли мои были заняты одним лишь Клаусом.
— Фридрих Хайнц? — переспросила я. — Тот самый?
— Да. Мы в детстве пересекались.
— Ты закидал меня собачим дерьмом, — припомнила я.
— За что попросил прощения.
— Тебя принудил к этому старший брат.
— Мне до сих пор стыдно за свое поведение. Прости меня, Либе!
— Меня зовут Любовь, — строго проговорила я. — А что ты тут делаешь?
— Пришел, чтобы встретиться с тобой.
— Зачем?
— Объясню, но не здесь. Давай пообедаем вместе? Я приглашаю тебя в ресторан.
— Спасибо, но я откажусь.
— Нет времени?
— И его тоже, — ответила я, а про себя продолжила фразу: «Но больше желания. Ты мне с детства неприятен. Я не хочу с тобой общаться!»
— Знаю, вы с Клаусом договорились сегодня вечером встретиться. Но он не придет.
— Почему?
— У него неприятности.
— Что случилось? — всполошилась я.
— Расскажу за обедом.
— Да не пойду я с тобой в ресторан! Мне кусок в горло не полезет.
— Хорошо, давай тогда посидим в баре при отеле и выпьем кофе. Оно полезет? Просто я не хочу разговаривать тут, среди въезжающих-уезжающих, чемоданов, тележек, суеты, шума…
— Ладно, — буркнула я, и Фредди повел меня в бар. Моя приятельница и соседка по комнате Лара проводила нас удивленным и даже, как мне показалось, восхищенным взглядом.
Мы сели за столик в углу. Мой спутник сделал заказ. Когда официант удалился, я выпалила:
— Рассказывай уже, что произошло с Клаусом.
— Его арестовали за незаконное проникновение в продуктовый склад и кражу.
— Что за ерунда?
— Это не ерунда, а уголовное преступление.
— Ключ от склада Клаусу одолжил сторож, и он ничего оттуда не взял. Я была с ним и могу это доказать! — с этими словами я вскочила со стула и собралась бежать в полицейский участок, но Фредди схватил меня за руку и усадил на место.
— Ты и ему не поможешь — тебя, русскую, никто слушать не будет, — и себе навредишь. Неужели не понимаешь?
Я плохо соображала тогда — эмоции захлестывали. И мне было плевать на себя, хотелось лишь одного — помочь Клаусу. Но Фредди, безусловно, был прав: своим поступком я наврежу себе. Меня мало того что больше не выпустят за рубеж, так еще могут выгнать из партии за недостойное поведение, а это клеймо не только на мне, но и на отце, идейном коммунисте и уважаемом человеке. Достанется и Ларе, что поручилась за меня, и ее супругу, и нашему гэбисту, вполне приятному дяденьке, адекватному, незлобному.
— И что же делать? — беспомощно выдохнула я.
— Не паниковать и не пороть горячку. У меня есть связи в полиции, я могу вытащить Клауса.
— Так почему ты сидишь тут, а не?..
— Я просил не паниковать, — повысил голос Фредди. — И не пороть горячку. Комиссар будет в участке завтра, я пойду к нему и попробую договориться. Если все пройдет хорошо, кузена отпустят в тот же день.
— Ты сделаешь это для него?
— Для тебя.
Я недоуменно воззрилась на Фредди.
— Ты до сих пор ничего не поняла? Надо же… — Он опустил глаза и принялся мешать сахар в кофе. Я же к своему не притронулась, ждала, что мой спутник еще скажет. И услышала то, что меня ошарашило: — Я влюблен в тебя с детства.
— Да ты меня ненавидел… с детства!
— Нет, ты ошибаешься. Ни одна девочка не вызывала у меня таких эмоций, как ты.
— Ты обзывал меня, унижал, подкидывал на подоконник всякую гадость.
— Не все мальчики могут выражать свои чувства правильно. Я из тех, кто дергает девочек за косички и задирает им юбку.
— Косички я бы тебе простила, но собачье дерьмо на голубом пальто!..
— Я был в отчаянии, не знал, как еще привлечь к себе внимание. Поначалу я вел себя прекрасно. Я улыбался тебе, желал доброго утра, но ты меня не замечала. И, между прочим, на подоконник я тебе цветы и ягоды подкладывал. Но ты думала, что это делает Клаус.
— Я тебе не верю.
— Конечно, для тебя же он свет в окне. А ты знаешь, что он не просто так залезал на клен у твоего окна? Хотел пробраться в дом, чтобы обшарить его. Наши дед с бабкой были хорошо обеспечены, если не сказать, богаты. Клаус жил у них и знал, что в доме есть тайник. Старики надеялись, что, когда закончится война, естественно, победой Германии, они снова заживут, но скончались в конце 1944 года. Умерли во сне.
— Была утечка газа, они надышались, я знаю об этом как и о тайнике. Мы вместе его искали.
— У меня же никакого шкурного интереса не было. Со временем пропала и надежда на взаимность, но я продолжал тебя любить. Пока ты лежала в больнице, я был рядом. Просиживал долгие часы на лавке в надежде увидеть тебя в окне.
— Ты обманываешь самого себя. Я заинтересовала тебя лишь потому, что была с Клаусом. Тебе же нужно было все у него отнять!
— Я полюбил тебя первым. Увидел у ратуши и пропал. Это было первого сентября, а с Клаусом ты познакомилась спустя полтора месяца.
— Ладно, хватит ворошить прошлое, — решительно проговорила я. — Я рада, что ты готов помочь брату. И неважно, что тобою движет.
— Тут ты не права…
Подвох!
Я перестала его ждать. До конца не поверила Фредди, но решила, что он не такой ужасный человек, каким мне казался. Первой мыслью было: он шпион и хочет меня завербовать. Тогда мы все этого боялись. Нам мерещились агенты иностранных разведок, особенно после инструктажа, что проводили агенты КГБ с выезжающими за рубеж.
Но я перемудрила.
— Я хочу тебя, Либе, — сказал он. — И если ты мне отдашься, я сделаю все, чтобы Клауса не просто отпустили, но и сняли с него все обвинения. Несколько секунд я молчала, переваривая услышанное. Фредди расценил это по-своему.
— Я все еще люблю тебя! — страстно выпалил он. — И буду нежен. Если захочешь, женюсь на тебе.