(без) Право на ошибку - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Вознесенская cтр.№ 55

Я почувствовал злобное удовлетворения от беспомощности соперника и сожаление за ее беспризорное детство. Но Настя улыбнулась и покачала головой:

— Многие ли могут похвастаться такой свободой? Мы целыми днями играли в лесу возле нашего района в казаков— разбойников, и я вспоминаю это время как лучшее в своем детстве.

Наверное, мы бы добрались и до других воспоминаний, но Настю окликнули.

Она дернулась, повалила стул и бросилась к координатору, который тут же начал что-то говорить.

Широко улыбнулась, быстро закивала и пошла в сторону выхода.

Совершенно позабыв про меня.

Винить ее в этом было не возможно. Шест для прыжка через ров никогда не станет жизненно необходимыми костылями. Впрочем, и костылями мне не хотелось быть.

Что ж, надо вставать, идти узнавать, как все прошло и в аэропорт, наверное. Настя будет сосредоточена на малышке, и ей не до меня.

Опустил голову и потер виски. Бессонные сутки, даже больше, давали о себе знать — пара часов в самолете ничуть меня не восстановили.

И вдруг, на полу перед собой, я увидел пару знакомых мокасин.

Резко поднял голову и уставился на Настю, которая смотрела как-то неуверенно и покусывала губы.

— Все прошло успешно, — сказала хрипло. — Мне разрешили пройти в реанимацию на десять минут. И… хочешь пойти со мной?

Сердце гулко стукнуло и забилось вдвойне сильней.

Я медленно поднялся, стараясь не спугнуть то, что сейчас происходило. И осторожно кивнул.

— Да.

* * *

Это были странные недели.

Нет, это были Очень Странные Недели.

С меня будто содрали защитный панцирь и подставили нежную кожу, никогда не видевшую солнца, прямым лучам.

Наверное, каждый человек не раз переживает в своей жизни переломные моменты. Становится на следующую ступень своего развития — или падает на дно.

Так происходило со мной. Всю жизнь я только наращивала доспехи и панцирь, а тут вдруг оказалось, что не панцирь мне нужен. Стержня достаточно. Иронии. Самодостаточности и уверенности в себе. А то что разбудили все эти события… Это не плохо. Не ужасно, во всяком случае.

Больно, но жизнь и есть боль.

Я училась быть нежной. Училась улыбаться. Насмешничать без злобы. Показывать свой страх или беспокойство.

Не только врачам или дочке. Или Томе. Веринскому тоже. Постоянно проверяла его — примет? Не будет издеваться? Интересно ему?

Принимал. Интересовался. Иногда отвечал даже — приоткрывал собственный занавес и давал заглянуть за кулисы.

Не знаю, зачем мне это было нужно. Возможно, чтобы примерить человеческие отношения на себя. Где можно быть настоящей, разной. Не добром и злом в чистом виде, не дурой, не шлюхой, не малолеткой, не ценным работником или бывшей женой, которую очень жалко. Без ярлыков — просто самой собой со всеми гранями. И притираться этими гранями к другому человеку, смотреть, совпадем ли? Затекать горячим воском в его выбоины, залечивая и заполняя их. Выдохнув от страха, поворачиваться спиной и верить, что удара не последует.

Он, кажется, понимал, что эксперимент. Бесился. Или мне так казалось? Я вообще ни в чем не была уверена. Слишком зыбко. Слишком неожиданно. Слишком недавно я расставила все точки над «и».

Слишком легко было влюбиться в такого Веринского. И, выгнав прочь всех прошлых демонов, заполучить новых.

Он обладал животной притягательностью. Не только для меня. Я смеялась, что вокруг пять баб сейчас будут выжимать трусики, а он лишь пожимал плечами. И раньше не считал, что то, что он ходячий секс, его заслуга. Сейчас тем более.

Хотя по мне, так его. Не канонический красавец, он умел одним жестом сказать: «Встала и пошла за мной». И самая эмансипированная и замужняя встала бы и пошла. Это было сильнее, это на уровне настолько глубинных инстинктов, что срабатывало еще возле пещер, когда мы слушались своих мужчин, потому что именно они давали нам жизнь, безопасность и мамонта. И только с ними мы согревались по ночам и чувствовали себя не нечесаными уродками в пеньюаре из вонючей шкуры, а богинями, создающими эту Землю.

Веринский приезжал постоянно. Я сбилась со счета — он то улетал на работу, то прилетал, не желая оставлять нас надолго. Я вообще не спрашивала — зачем? Почему? Боялась, что он сам задумается над этим.

И перестанет приезжать.

Я даже себе таких вопросов не задавала. Никаких вопросов по поводу Миши. Потому что не собиралась ни в чем себе признаваться.

Просто жила здесь и сейчас. Наслаждалась городом, прогулками, радостной и почти здоровой Радой, которой давали не просто отличные прогнозы. Которую уже готовы были выгнать из госпиталя — но я требовала по максимуму всех процедур. Нет уж, она должна была снова родиться здесь, получить две десятки по Апгар и только потом убраться восвояси.

Наслаждалась своей новой ролью, которая уже была не ролью, а мной. Наслаждалась беспокойством и желанием быть рядом, которое демонстрировал Веринский. Он не посягал на мою «честь», хотя честь давно уже дрожала рядом с ним, не навязывался, не давил. Не делал никаких признаний. Он вообще был не из тех, кто много говорит о себе самом или своих чувствах. Или сообщит что-то на самом деле глубоко внутреннее. Молчун и циник, чем и был хорош. Он просто звонил из аэропорта со словами «Я прилетел». И мы договаривались встретиться в ресторане, или в сквере возле моих апартаментов, или в больнице. Встречались, шутили, гуляли, осматривали достопримечательности. Всегда с Радой, иногда еще и с Томой. Наедине? Как-то об этом не было речи. Может он думал, что я накинусь на него. Или боялся накинуться сам. Ведь притяжение, помноженное на правду между нами никуда не делось. Чуть компенсировалось долгими разговорами ни о чем, из которых всегда лучше узнаешь человека, чем благодаря полноценному интервью. Усталостью и недосыпом, которые мы оба демонстрировали с завидным постоянством. Испанским вином, дегустируемым под испанские же тапасы и устрицы. Легкими и случайными прикосновениями, шарахавшими похлеще молнии. Вниманием к малышке, которая, наконец, перестала быть вещью в себе и демонстрировала искренний, положенный по возрасту интерес к окружающему миру.

Он часто брал ее на руки. Официально — чтобы я отдохнула. Хотя не могу сказать, что натаскалась радости, в условиях наличия Томы и коляски.

Не официально это тоже было похоже на эксперимент. С его стороны.

Я любовалась Веринским с ребенком в руках. Уже без горечи, без боли, что для меня было самой удивительно. Кусала губы, чтобы не лыбиться, как идиотка, и не выставлять вокруг высоченный забор для остальных «Не заходить. Частная территория». Наверное, не было ничего более соблазнительного и умилительного, чем мужчина, выгуливающий младенца. Привычно для Европы, но русские женщины, точнее одна женщина, таяли. Не полуголое его тело в бассейне, в который мы иногда попадали, не эротические сны, не вспыхивающее в его глазах желание были для меня лучшим афродизиаком.