После полудня, как солнце стало клониться к закату, к Ярославу пришли послы-переговорщики.
— Что вам нужно? — спросил наш герой с порога, сразу как эти люди вошли в его шатер.
— Мы хотим заключить мир.
— С кем?
— Уважаемый, мы прекрасно знакомы с твоей риторикой. И не может на нее по существу возразить. Мы просто предлагаем тебе Иерусалим взамен на кое-какие уступки.
— На какие и кому?
— Мы хотим уйти с почетом из города, и ты нас не станешь преследовать три дня.
— А мы – это кто?
— Халиф и его воины.
— Нет.
— Но почему? Мы ведь сдаем тебе город и уходим из Иудеи.
— Вчера были большие рыбы и по три шекеля, сегодня маленькие и по пять, — пожав плечами, возразил Ярослав. — Вы проиграли полевую битву при Иерусалиме. Вы проиграли оборону города. И в этих условиях вы хотите, чтобы я согласился на старые условия?
— Город еще держится.
— Не обманывайте хотя бы себя. Трое ворот у него вскрыто. И ваши люди не в силах выбить моих комитатов за стены.
— Но и ты, уважаемый, не можешь пройти в город. Мы предлагаем тебе очень выгодный вариант. И ты сможешь избежать гибели своей армии, которая совершенно придет в негодность после решительного приступа.
— Не могу войти или не хочу?
— Что?
— Я не могу протий дальше в Иерусалим или не хочу, ожидая торга? — повторил свой вопрос Ярослав. — Молчите? А я вам скажу. Что за весь ночной бой у меня всего трое убитых и дюжина раненых. Это ли следствие непреодолимой обороны? Сколько убито у вас? Сколько ранено у вас? Только при отражении ваших контратак мои люди убили больше двух сотен. Их тела пришлось выносить за стену, из-за чего я знаю с точностью до человека ваши потери убитыми на месте в стычках со мной.
— И все же ты не спешишь атаковать.
— Не спешу.
— Почему?
— Я не желаю лишней крови. Поэтому давал вам возможность поговорить и предложить мирное решение нашего конфликта. Не такое глупое, конечно, что вы предложили. Но все же.
— И что же ты хочешь нам предложить?
— Мне нужно, чтобы вы выполнили три условия. Первое. Ваши воины снимают с себя доспехи и оружие, золото и серебро и уходят на своих двоих, унося воды и провианта столько, сколько унесут на себе. Это первое условие.
— Оно уже немыслимо!
— Второе условие. Халиф и все его родственники остаются моими гостями.
— НЕТ!
— Третье условие. Все, кто пожелает покинуть город обязуется принести клятву своей бессмертной душой, что более никогда не будет воевать против меня или империи.
— Уважаемый, ты ставишь невыполнимые условия.
— На иных условиях я не вижу смысла заключать с вами мир, кем бы вы ни были. Вы все умные люди и прекрасно понимаете, что я не могу себе позволить оставить за своей спиной армию.
— Но ведь ты, уважаемый, уйдешь из Иудеи. Какая тебе разница – будет здесь армия или нет?
— Я пообещал возрождение царства Иудейского, в котором будет править ребенок рожденный от меня. Так что получается, что я уйду. Но недалеко. И в любой момент смогу вернуться для решения местных проблем. Сами понимаете – бросать ребенка на произвол судьбы глупость несусветная.
— Понимаем, — кивнули переговорщики.
— Ступайте. Думайте. Даю вам время до рассвета.
— Или что?
— Или я возьму Иерусалим и всех, кто окажет сопротивление уничтожу.
Переговорщики ушли. А Ярослав устало потер виски. Как же он уже устал от войн и всей этой суеты.
Адасса. Он надеялся, что тех нескольких недель, что он провел с ней в Яффе оказалось достаточно для беременности. И далее их пути пересекаться не станут. Не так, чтобы она ему не нравилась. Просто он был женат и не стремился к изменам ради измен. Разве что вот так – в рамках политической целесообразности.
— Уважаемый переживает? — тихо спросил подошедший коэн.
— Мы с тобой, друг мой, взлезли в удивительную авантюру, — тихо произнес Ярослав не открывая глаз.
— Знаю.
— Пелагея может не простить.
— Пелагея сейчас у василевса. Уверен, он прикладывает все усилия к тому, чтобы из дикарки воспитать ромейку.
— За столь небольшой промежуток времени это сделать совершенно немыслимо.
— Но он все равно пытается. Хотя бы в чем-то.
— Какой ему резон пытаться спасти мою семью?
— Контроль, — улыбнулся коэн. — Пока ты скован узами брака с Пелагеей ты находишься под каким-никаким, а контролем. Потому что не можешь взять в жены представительницу какого-то влиятельного дома и составить победную партию. Кто стоит за Пелагеей? Только дикари из северных лесов. Для империи они никто и звать их никак. Она же сама – варварская нобилиссима. Да, ее признали твоей женой и приняли в августейшую семью. Но только потому, что за ней никого нет.
— Ошибочное суждение.
— Может и так, — не стал спорить коэн, — но для Константинополя она угрозы не несет. Твой союз с ней выгоден василевсу и категорически не выгоден придворным партиям. Даже твоей. Она в их глазах – большая помеха.
— Думаешь убьют?
— О нет, — улыбнулся коэн. — Не сейчас, во всяком случае. Ибо убийство Пелагеи в сложившихся условиях – это смертный приговор. Такой промашки им не простит василевс. Да и ты, я полагаю, поучаствуешь, вырезав род убийц под самый корень. Поэтому можешь не переживать. Ее жизни и здоровью ничто не угрожает. Что же до Адассы, то василевс постарается ей все объяснить и подготовить.
— А что сама Адасса? Она ведь может не забеременеть или не родить.
— Это тоже тебя тревожить не должно. Если случится такая беда, мы привезем тебе ее в гости. А если так окажется, что Всевышний не одарит вас детьми, то подберем другую девушку, чистую душой и телом.
— Интриги… — покачал головой Ярослав. — Ненавижу интриги.
— Какие же это интриги? — по-отечески улыбнулся коэн.
Наш герой тяжело вздохнул и, еще раз потерев виски, отправился готовиться. Он был уверен – ни халиф, ни его полевые командиры не пойдут на его условия. А значит нужно было готовиться к битве.
Больше всего его смущал один момент.
Небольшой отряд в любой момент мог покинуть город верхом. И уйти. Но ни халиф, ни его полевые командиры не стремились так поступить. Почему? Что их останавливало?
Понятно, халиф был заложником ситуации. Он вообще не принадлежал сам себе. А его командиры? Неужели они верили в то, что смогут в уличных боях одержать победу? Или они чего-то ждали?
— Ты опять какой-то напряженный, — произнес прищуренный Ивар, бесшумно подошедший к Ярославу, обходящего обозное хозяйство.