– Да, да, – закивала Эстер. – Мне Ленка совсем не нравилась, очень уж девчонка к Андрею Валентиновичу подлизывалась. Но тогда она проявила мужество. Палец сильно болел после вскрытия нарыва, его замотали бинтом, я пожалела ее и сказала: «Давай буду помогать тебе одеваться». А та ответила: «У меня же левая рука травмирована, я справлюсь».
– Ага, – подхватила я, – и шрам был большой. Но сейчас его совсем не видно. Кстати, какой пальчик-то нарывал? Указательный? Средний?
Елена ничего не ответила, а я продолжила:
– Когда мы вспоминали про «синий йод», Елена сжала в кулак правую руку, хотела спрятать отсутствие шрама, но ошиблась, ведь у дочери Агнии беда случилась с левой. Я внимательный наблюдатель, меня удивляют разные мелочи. Ну, например, еще такая. Пытаясь выяснить, кто где находился в то шестнадцатое сентября, я поймала Елену на лжи, и ей пришлось сознаться, что она не видела Соню, просто ощутила толчок в спину. Неприятно, когда тебя ловят на вранье. Лена разрыдалась, но утешать ее бросилась Надя, а не родная мать. Правда странно?
– Долго еще будешь сыпать глупостями? – завизжала Агния. – Как Эстер через столько лет может помнить, на какой руке палец был порезан? Она брешет! И шрам давно зарос, Ленка сама позабыла, где у нее болело. Что, ей всю жизнь про такой пустяк помнить? Посуровей беда есть, она в коляске сидит. Ишь, придумала, не я утешала Лену… А кто ее день-деньской на своем горбу таскает, кормит, поит?
– Подошвы! – повторила я. – Почему они стоптаны?
– Чего ты прицепилась? – пошла вразнос Агния. – Когда я волоку дочь в ванную, она ногами по полу шаркает. Так, доченька?
– Угу, – почему-то с опаской промямлила женщина в инвалидном кресле.
Меня охватило негодование.
– Вот смотрите, это копия истории болезни Елены. Диагноз: перелом позвоночника. Прогноз неутешительный – почти полная неподвижность, маловероятно, что девочка сможет сесть даже в коляску.
– Но она-таки смогла частично реабилитироваться, – засуетилась вдруг Лидия Сергеевна, – слава богу, врачи ошиблись.
Я опустила глаза.
– Елену выписали домой. В отличие от Коровиных у Агнии была хорошая квартира, три комнаты в кирпичном доме. Въехала в нее она за несколько лет до трагедии, кооператив оплатил Андрей Валентинович.
Бархатова поджала губы.
– Не знала, что мой муж так поддерживал сестрицу. Ты, Агния, не терялась, основательно устроилась на шее брата.
– Ничего я не просила, – заявила золовка, – он сам предложил.
– Жильем Агния была уже обеспечена, – продолжала я, – поэтому профессор приобрел для нее дачу в поселке Зубово. Хорошее место на берегу реки в двадцати километрах от Москвы, и дом достойный, кирпичный, со всеми удобствами. По советским меркам, шикарная фазенда, да и сейчас тоже не из последних. Кроме того, Агния приобрела машину и получала ежемесячное пособие. Андрей Валентинович воспользовался всеми своими связями, чтобы осыпать сестру дарами, ведь в те годы автомобиль не так-то просто было купить.
– Ну, я же тебе говорила, что Гнюшке в сто раз больше досталось! – повернулась Надя к мужу. – А от нас он квадратными метрами отделался.
Лидия Сергеевна зажала уши руками, Антон и Егор, до сих пор не произнесшие ни слова, с одинаково брезгливым выражением на лицах наблюдали за Коровиной.
– На мое место захотела? – крикнула Агния. – Тесному домику да дешевым колесам позавидовала? А не хочешь параличную девочку каждый день в кровати переворачивать? Тогда памперсов, знаешь ли, не было, у меня каждый день бак белья на плите кипел!
– Могу тебе Юрку на неделю отдать, – огрызнулась Надя, – думаю, тебе понравится с ним в магазин ходить. Он может у кассы упасть на спину и орать: «Купи игрушку!»
– Во жуть! – вырвалось у Егора. – Женщины, вы вообще люди? Это же ваши дети!
– Конечно, очень тяжело ухаживать за парализованным человеком, – грустно сказала я, – но Агнии помогали сиделки. Деньги на оплату нянек ей поступали ежемесячно на сберкнижку. Андрей Валентинович не оставил сестру в беде. А теперь самая интересная бумага…
Я подала хозяйке дома бланк и попросила:
– Читайте вслух.
Лидия взяла листок, вытянула вперед руку (у нее с возрастом развилась небольшая дальнозоркость) и ошарашенно произнесла:
– Свидетельство о смерти Елены Андреевны Бархатовой. Это что? Она же жива!
– Нет, – мрачно протянула я, – Лена скончалась много лет назад, у лежачих больных часто развивается воспаление легких. Девочка давно похоронена. А вот деньги на ее содержание продолжали поступать бесперебойно.
– Ты кто? – закричала Надя, вперив гневный взор в инвалидку. – Немедленно отвечай!
– Галя, – пискнула женщина и разрыдалась.
– Вот дура стоеросовая, – заквохтала Агния. – Молчи!
– Вы, наверное, ходите? – вдруг поинтересовался Егор.
Галя кивнула.
– Зачем тогда в коляске сидите? – вступил в разговор Антон.
Лжебольная, прижав руки к груди, залепетала:
– Я соседка Агнии, она мне предложила ее дочку изобразить. Сказала: «Там будут люди, которые друг друга сто лет не видели. Никто тебя не уличит, Лену все девочкой помнят».
Я искоса посмотрела на Егора. Правда, знакомая аргументация? Такую использовал и он. А Галина тем временем продолжала:
– Агния мне денег пообещала на шубку, я и подумала, ничего плохого не будет…
– Гнюша, приехала бы сама, – перебила ее хозяйка дома, – к чему этот спектакль с инвалидом?
– Я хотела тебе показать, как Соня с моей бедной доченькой поступила, – всхлипнула Агния. – Хоть Леночка и не скончалась на месте, но все равно Софья убийца. Моя девочка умерла из-за нее.
– Давайте сначала разберемся с деньгами, – остановила я врунью. – Вы не сообщили Андрею Валентиновичу о смерти дочери.
– Нет, сказала! – солгала Агния. – А он мне материальную помощь оставил!
Я постучала пальцем по копиям документов.
– Денежки к вам поступали бесперебойно, а потом перестали. Долларопровод – в середине девяностых Бархатов перешел на валюту – иссяк, когда Андрей Валентинович окончательно уехал в свою страну Хо. Призрак близкой смерти сильно повлиял на него, академик по совету экстрасенса решил коренным образом изменить свою жизнь. Уж не знаю, на самом деле у него было онкологическое заболевание или врачи поставили неверный диагноз, но Андрей Валентинович наплевал на карьеру, стал затворником, махнул рукой на семью и перестал зарабатывать деньги. Ему на самом деле было без разницы, что случится с домашними. Главное, чтоб страна Хо богатела и расширялась.
– Папе всегда было на нас наплевать, – вдруг горько сказал Антон. – Соню он на дух не переносил, и теперь я понимаю почему. С мамой свысока разговаривал. А на меня вообще как на таракана смотрел. Не помню, чтобы мы с ним о чем-то дружески беседовали. В детстве я его практически не видел, а затем отец сбрендил.