– Спасибо, МакКенна, и спасибо твоему папе. Я понятия не имею, что с этим делать. Не знаю, чем ей еще помочь. Днем из Грин-Бея приедут папа и мачеха Кэндис, и тогда завтра мне станет понятнее, как быть дальше.
На пути назад в Уиллоу я пыталась принять решение: говорить или не говорить Мише о странных событиях в моем доме и о доске Уиджа, с помощью которой мы связались с Оливией. Мне очень хотелось поделиться с ней, но не хотелось оказаться в палате психиатрического отделения рядом с Кэндис. И все же, если есть шанс, что Миша получает сообщения от Оливии, то, может, ее сообщения вместе с моими помогут нам понять, как остановить Вайолет.
– Ты в последнее время замечала что-то странное в своем доме? – дрожа от волнения и ожидания, спросила я. Услышав, что на телефон в сумке пришло сообщение, я проигнорировала его. Вайолет писала мне все утро, желая узнать, присоединюсь ли я к ней и Трейси, чтобы днем посмотреть фильм. А я еще не нашла в себе силы ответить.
– Что ты имеешь в виду под «странным»? – спросила Миша. – Моя сестра – буквально террористка. Это странно.
– Как… – Я замолкла, подозревая, что не стоило заходить на эту территорию. – Просто какие-то необычные происшествия, неприятные ощущения. Общая странность.
Миша отвела взгляд с дороги и посмотрела на меня, словно бы говоря: «Ты шутишь?»
– О чем, черт возьми, ты говоришь, МакКенна? Ты тоже сходишь с ума? Не уверена, что смогу справиться, если обе мои лучшие подруги съедут с катушек.
– Нет, нет, – отмахнулась я, смутившись, что мне так польстили слова Миши об одной из лучших подруг. – Просто… существует слово, которое все время возникает в моей жизни, и я не могу объяснить его. Слово «нега» что-то тебе говорит?
– Похоже на что-то из поэзии, – пожала плечами Миша. – Как, например, «утренняя нега».
Мне было трудно скрыть разочарование. Это ничем не помогало – и, судя по всему, Миша, в отличие от меня, не замечала ничего странного. Хотя она могла удивить меня огромным разнообразием любопытных фактов, которые хранила в голове, я сомневалась, что Оливия перед смертью читала поэзию. Получение подобных знаний не входило в круг ее интересов.
– Правда? – спросила я. – То есть, на твой взгляд, это слово никак не связано с Оливией?
Мы остановились на красном свете перед перекрестком, и Миша уставилась на меня.
– Не знаю, о чем ты, МакКенна. Ты пытаешься сказать мне, что, по-твоему, получаешь сообщения от Оливии… с того света?
Я сделала глубокий вдох.
– Прежде чем полностью слететь с катушек, делилась ли Кэндис с тобой беспокойством по поводу того, что Вайолет узнала о ее единокровных братьях, хотя она не помнила, чтобы рассказала ей о них раньше? Помнишь, Вайолет сказала мне на стадионе перед смертью Оливии, что духи что-то ей говорят. Поэтому я знаю, что, хотя это звучит натянуто, но, возможно, Оливия теперь дух и пытается нам что-то сказать. В моем доме происходило кое-что странное, и видела это не только я, но и Трей. Мне кажется, что Оливия пытается предупредить нас. Думаю… произойдет еще что-то плохое.
Свет сменился с красного на зеленый, но Миша не спешила нажимать на педаль газа.
– Ты правда, правда пугаешь меня.
Мы проехали еще несколько кварталов, прежде чем Миша произнесла:
– Что плохого, по-твоему, может произойти? Еще кто-то из нас умрет, как Оливия?
Я смотрела на маленький городок, мелькающий за окном, не желая произносить слова, которые вертелись на языке. Флорист, магазин питания, пиццерия, из которой всегда доставляли заказы даже снежной зимой («У Федерико» – конкурирующая с ней пиццерия на другом конце города – в зимние месяцы предлагала только самовывоз). Когда мы проезжали мимо начальной школы, я сказала:
– Миша, нам нужно остановиться в библиотеке. Мне нужно кое-что посмотреть.
Не задавая лишних вопросов, Миша свернула направо на парковку маленькой общественной библиотеки, расположенной в кирпичном здании недалеко от начальной школы. Я всю свою жизнь ходила сюда с мамой и никогда не обращала особого внимания на заднее крыло, двухэтажное и с огромными, от пола до потолка, окнами. Теперь, приглядевшись, я поняла, что оно было более современным по стилю и возвышалось над основным зданием. Очевидно, его добавили позже, и никто особо не старался придать ему вид естественного продолжения.
– Не понимаю, что мы ищем?
Я указала на новое крыло библиотеки и повернулась к Мише.
– Угадай, чей дед заплатил за возведение вот того крыла библиотеки. Полагаю, оно может даже называться в его честь.
Миша сощурилась, глядя на меня.
– Пойдем посмотрим.
Мы обе удивились, увидев внутри надпись: «Возведение этого крыла библиотеки стало возможно благодаря подарку семьи Харольда Дж. Симмонса». На медной табличке на стене первого этажа рядом со входом в крыло был указан год: 1984. Я медленно провела пальцами по имени дедушки Вайолет. В этом крыле библиотеки находился детский отдел, а наверху, на втором этаже, хранились книги по искусству, истории и театру. Мы с Мишей вошли внутрь, словно во сне, хотя и ходили сотни раз мимо этих рядов книг еще в детстве.
– Вау, семья Вайолет, должно быть, была безумно богатой, – заметила Миша, поднимая взгляд на второй этаж библиотеки, балкон которого выходил на читательский отдел детской секции, – я никогда особо не думала об этом, но это строительство явно обошлось недешево.
Мы уселись за ряд компьютеров в кабинете и поискали имя дедушки Вайолет. Нам выдало столько результатов, что сложно было их все прочитать. Он владел архитектурной и строительной фирмой (как и по воспоминаниям моего папы), и нам выдало сотни ссылок на контракты с его фирмой и здания, которые она построила от берегов озера Верхнего до Чикаго.
– О! А как насчет вот этой? – Миша указала на заголовок на экране, гласивший: «Разборки из-за поместья Симмонсов завершены».
Я щелкнула по ссылке, и, пока мы ждали появления новой статьи на экране, Миша барабанила ногтями по столу, за которым мы сидели, чем заслужила раздраженный взгляд мужчины за компьютером рядом с нами. Фотография и параграфы текста загрузились, и мы бросились читать. Судя по всему, когда дед Вайолет умер, за четырнадцать лет до смерти ее бабушки, его завещание оспаривалось бывшим бизнес-партнером, утверждавшим, что его лишили половины денег. Харольд Симмонс не оставил Артур Фитцпатрику ничего, ни пенни, и тот утверждал, что оставленное мистером Симмонсом завещание – подделка, сфабрикованная и подписанная за пару недель до его внезапной смерти. Вдова Харольда Симмонса, бабушка Вайолет, заявила, что весь изначальный капитал строительной компании был предоставлен Харольдом и что все доходы принадлежали ему согласно соглашению, заключенному при создании компании. Она настаивала, что Артуру Фитцпатрику никто ничего не должен, помимо щедрой зарплаты, которую ему и выплачивали во время работы с мистером Симмонсом.