– Сейчас, Маргоша, сейчас… Сейчас мы домой поедем, все будет хорошо… Потерпи, моя милая… Дай ногу, я ботинок надену. Молодец, теперь другую дай…
Они с Владом стояли в прихожей как неприкаянные, наблюдали невольно эту сцену. Влад все порывался помочь Филиппу, но тот его отстранял повелительным жестом – не надо, я сам! Тае даже показалось, что он слегка злится. Мол, кончилась твоя власть на сегодня, не лезь! Теперь это моя жена, и только…
Когда за гостями закрылась дверь, Тае показалось, будто Влад выдохнул с облегчением. А может, и впрямь так было… Может, и была в пьяных обвинениях Маргоши своя сермяжная правда?
– Устал? – спросила она его тихо. – Хочешь, я тебе крепкого чаю сделаю? С лимоном?
– Хочу… – улыбнулся ей Влад.
– Тогда пойдем на кухню. И я с тобой чаю попью. Я тоже чего-то устала сегодня. Первый раз Маргошу такой видела.
– Да, с ней случается иногда истерика, бывает… Не обращай внимания, Таечка. Ты молодец. Ты достойно вынесла этот день на своих плечах. И вообще, ты прости меня…
– Да за что, Влад?
– Ну, что взваливаю на тебя все это… Но иначе никак нельзя, понимаешь? Маргоша ведь мне жизнь подарила, я ей должен… Вот если бы я мог для нее что-то сделать! Но ты же слышала – она не хочет от меня ничего принимать! Чего я только не предлагал ей – не хочет…
– Ну да… Ей гораздо приятнее держать тебя в вечных должниках. Это для нее особый кайф, я так понимаю.
– Да ничего ты не понимаешь, Таечка… Да и не надо тебе. Ладно, я спать пойду, мне завтра вставать рано. Спасибо за чай… Ты уж тут одна как-нибудь, ладно? С посудой…
– Иди, иди, конечно! Я все сама сделаю!
Влад ушел спать, а она принялась убирать со стола.
Все-таки странный сегодня день этот получился – пятнадцатое февраля. Не такой, как обычно. И Марго себя странно вела, и Филипп…
Может, надо было рассказать Владу о том, что Филипп ее на свидание приглашал? Хотя – зачем… Не стоит даже вспоминать об этом. И Влада лишний раз нагружать тоже не стоит. Ему бы самому как-то разобраться с этим пятнадцатым февраля и со всем тем, что за ним стоит…
Вот бы и впрямь узнать, что за ним стоит – до конца узнать! Может, многие вещи ей бы стали более понятны? А с другой стороны – зачем ей все знать… Влад, наверное, прав, говоря о том, что у каждого человека с возрастом образуется своя тайная душевная территория. Если человек не хочет пускать на эту территорию даже своих близких, это значит, что так ему надо… И обижаться на это не надо, пусть так и будет, что ж…
* * *
Через неделю Филипп ей неожиданно позвонил. На домашний телефон. Если бы она знала, что это он, просто не взяла бы трубку! Но если уж ответила… Пришлось включаться в диалог:
– …Я просто настаиваю на встрече, Таечка. И не бойтесь, ничего скабрезного я вам говорить не буду, обещаю. Видите, я к вам даже на «вы» обращаюсь? И при встрече буду только на «вы». У меня другая цель, поймите.
– А какая – можно узнать?
– Вы все узнаете, обещаю. Приходите.
– А по телефону разве нельзя поговорить?
– Нет, нельзя. Ну что вы, в самом деле, вредничаете, не понимаю? Это же в ваших интересах, в конце концов!
– В моих интересах?!
– Ну да… Я хочу поговорить с вами как друг семьи. Мы же не чужие, правда? Чего вы так боитесь?
– Да я вовсе не боюсь…
– Ну так приходите! Жду вас прямо сейчас в кафе на углу Комсомольской и Первомайской, это недалеко от вашего дома. Придете?
– Ну… Хорошо. Я приду. Только…
– Ничего личного, обещаю! Разговор будет сугубо деловой! Я жду вас, Таечка!
Собираясь, Тая быстро решала вопрос – говорить или нет Владу, куда она направляется? Вот взять и позвонить ему прямо сейчас… Хотя он предупреждал, что будет весь день занят на объектах… Да и, в конце концов, не в гостиничный же номер к Филиппу она идет! Просто на встречу! Он же не чужой человек, он же друг семьи! Ну просит человек поговорить… Почему его не выслушать? Может, и впрямь что-то важное скажет?
Филипп ждал ее, сидел за столиком у окна. И день был такой чудесный, слегка морозный, и снег с утра валил хлопьями. Особенно красиво этот летящий снег смотрелся из окна кафе. Филипп улыбнулся, вздохнул мечтательно:
– Красиво, правда? Это ж наверняка последний снегопад… Я очень люблю, когда идет снег. А вы?
– Я не знаю. Наверное, тоже люблю.
– Экая вы в себе неуверенная, Таечка. Чего вы съежились так? Опасаетесь чего-то?
– А разве у меня есть основания для опасений?
– Нет… Нет, конечно. Просто отвечаете слишком уж односложно, вот я и решил… Хотите, наш диалог сначала начнем?
– Какой диалог? Про снег за окном?
– Можно и не про снег… Можно и про весну, например… Скоро весна, скоро снег растает, ручьи зазвенят… Вы любите весну, Таечка?
– Нет. Я лето люблю. Так о чем вы хотели со мной поговорить, Филипп?
– Да ладно вам, успеется с разговорами… Посидите со мной просто так, поболтайте.
– Но я как-то не умею просто болтать…
– Да ладно! Никогда не поверю! Такая молоденькая, такая хорошенькая… Ведь с подружками вы любите говорить о всяких пустяках, правда?
– Но вы ж не подружка, Филипп… И вообще… Если вам нечего мне больше сказать, то я пойду, пожалуй…
– Да нет, Таечка, уходить не надо. Мне и действительно есть что вам сказать. Просто я начать не могу… Не знаю, как. Не могу нужных слов подобрать. Пытаюсь разрядить обстановку, войти к вам в доверие.
– А если мы станем просто болтать, то можно войти в доверие, так, что ли?
– Ну да… Мне хотелось бы узнать вас немного ближе, Таечка. И не с тем, чтобы… Нет, не думайте обо мне так плохо… Одним словом, я хочу быть вам другом, понимаете? То есть по-дружески предостеречь…
– Да от чего предостеречь, что вы все время загадками говорите, Филипп?
– Оттого и говорю, что боюсь вас спугнуть… Ведь то, что я хочу вам сказать, покажется вам ужасно бестактным, вот в чем дело.
– Бестактным? Надо же, как интересно… И что же это такое?
– Ну хорошо, я скажу… Но обещайте мне, что не станете обижаться.
– Ну, знаете! Вы мне собираетесь сказать какую-то бестактность и еще просите при этом, чтобы я заранее не обижалась! Странно звучит, вам не кажется?
– Да, странно звучит, согласен… Ладно, можете потом обидеться, это ваше право, в конце концов.
– Ну, и?.. Что вы хотите мне сказать?
– Не сказать, а предостеречь…
– Хорошо! От чего вы хотите меня предостеречь?
Филипп вздохнул, глянул на нее коротко, потом неловко улыбнулся и произнес тихо: