Элин открывает следующий файл, записи со второго Лориного телефона, но вскоре с разочарованием закрывает его. Сама тенденция звонков интересна – за последние недели много звонков на один и тот же номер, скорее всего, тот же, разговор с которым слышала Элин в день прибытия, но все это почти бесполезно. Невозможно отследить, кому она звонила.
Вытащив блокнот, Элин читает записи разговоров с персоналом и постояльцами после смерти Адель.
Не могла ли она упустить что-то важное? Еще какие-нибудь связи тех, с кем она разговаривала, с Адель и Лорой?
Перелистывая записи, она снова обращает внимание, насколько бесхитростны все объяснения. Все алиби несомненны, ничто не вызывает подозрений, ничто не может послужить ключом к убийству Адель.
Пока что она может опираться лишь на предположения. Нужно их записать, чтобы привести мысли в порядок. Элин начинает с преступлений:
• Две жертвы, обе женщины и работают в отеле, примерно одного возраста.
Она перечисляет все, что про них выяснила, и начинает с Адель:
• Никаких проблем с друзьями, родственниками или бывшими возлюбленными. В данный момент одинока (нет очевидного мотива).
• Никаких проблем на работе, не считая разорванной дружбы с Лорой (Аксель подслушал их ссору, Фелиса подтвердила, что у них были разногласия).
Затем Элин вспоминает все, что знает о Лоре.
Список получается длиннее:
• Спор по телефону, который Элин услышала в первый вечер (вероятно, с анонимным абонентом).
• Второй телефон Лоры. Кому принадлежит тот предоплаченный телефон, на который она звонила?
• Отношения Лоры с Лукасом. А в особенности письма, которые она ему посылала, и фотографии, которые сделала. Не возобновились ли их отношения?
• Имейлы журналистки относительно предполагаемой коррупции и взяток, связанных с отелем.
• Лорина ссора с Адель.
Дальше Элин переходит к самим преступлениям.
• Обеих, вероятно, сначала усыпили, а потом убили.
• Разные способы убийства (утопление и ножевое ранение в шею), но почерк убийцы тот же.
Она засовывает ручку в рот и грызет ее, глядя на то, что написала. Взгляд возвращается к одному слову: почерк.
Нужно поразмыслить об этом. Не у каждого преступления есть особый почерк, но если есть, он имеет определяющее значение – отпечаток личности убийцы.
Для совершения преступления в этих деталях нет необходимости, их цель – только выполнить психологические или эмоциональные потребности убийцы. Они происходят из глубин психики, вероятно, отражают фантазии убийцы относительно жертв.
Ключевой элемент почерка всегда одинаков, потому что опирается на фантазии или желания, появившиеся за многие годы до убийства первой жертвы.
Итак, о чем же говорит почерк убийцы?
Элин записывает ключевые элементы:
• Стеклянный ящик-витрина.
• Отрезанные пальцы (и затем помещенные в стеклянный ящик).
• Браслеты рядом с пальцами.
• Маска на лицах жертвы (на убийце тоже была маска). Маска похожа на те, которые использовались в санатории для лечения туберкулеза.
Элин смотрит на то, что написала, размышляя над словами. И тут ее осеняет.
А что, если она сосредоточилась не на том? Она так упорно занималась личными отношениями между людьми, что могла упустить нечто важное.
Медицинский аспект.
Если рассматривать файлы в контексте почерка преступления, то и маска, и ампутация, и стеклянный ящик – все очевидно.
По венам растекается адреналин. Элин как будто дала самой себе пинка.
Вот оно. Недостающий фрагмент.
Дело вовсе не в отеле. Дело в его прошлом.
В санатории.
65
Не отрывая взгляда от страницы, Элин не замечает, как открывается дверь и со спины к ней подходит Уилл.
Он кладет руку ей на плечо и сжимает.
– Ты что, не получила мое сообщение?
– Я ведь ответила.
– Нет, другое. О погоде.
– Прости, я что-то увлеклась. – Элин наклоняет к нему голову и целует его. – А в чем дело?
– Я смотрел местный репортаж по телевизору, вместе кое с кем из персонала. Снегопад… в ближайшие часы усилится. Высокая опасность схода лавин.
Элин смотрит в окно. Снег все валит и валит. Это не просто метель, это буран. Сугробы за окном как будто увеличиваются с каждой минутой. От такого зрелища у нее сводит живот.
– И может сойти еще одна лавина?
– Говорят, что это возможно, – встревоженно произносит он. – Столько снега навалило за такое короткое время… – Он наклоняется над столом. – Как у тебя прошло с Айзеком?
– Паршиво. Он начал обвинять сначала меня, а потом себя… – Элин снова заглядывает в блокнот. Слова на странице опять расплываются. Она трет глаза, словно засыпанные песком.
– Может, ты к нему зайдешь? Проверишь, как он там? Возможно, другого человека он лучше воспримет.
Уилл пристально смотрит на нее:
– А как же ты? Ты что-нибудь ела с тех пор, как вернулась в номер?
Ее нога под столом подпрыгивает, нервно постукивая по полу.
– Нет. Собиралась, после того как поговорю с Айзеком, но потом залипла вот на этом. Времени не было.
Уилл вздыхает и взъерошивает волосы на затылке.
– Слушай, я понимаю, что ты увлечена этим делом, но нужно ведь и о себе не забывать. То, что случилось наверху…
Элин ловит его встревоженный взгляд и быстро кивает, соглашаясь.
– Чаю?
– Нет, спасибо.
– Кофе?
Уилл поднимает бровь. Элин видит в его глазах решимость. Он намерен добиться своего. Без компромиссов. Вот почему здания, которые он спроектировал, так известны и получают награды. Он может часами просиживать над отдельным элементом дизайна, чтобы сделать его в точности как нужно.
– Да, спасибо.
Она выдавливает из себя улыбку.
Уилл подходит к кофемашине и ставит чашку под носик.
– И как продвигается?
– Занимаюсь флешкой, которую мы нашли у Лоры.
Он включает кофемашину и повышает голос, перекрикивая бульканье кипящей воды:
– И что?
– Там было несколько файлов из немецкой психиатрической клиники, из 1920-х годов.
– И что в них?
Вода вскипела. Теперь дело за кофе – он с низким гулом проходит вниз.
– Вот что любопытно. – Элин смотрит, как кофе тонкой струйкой капает в чашку. – Вся важная информация зацензурирована. Имена, истории болезни, лечение. Все.