– Ты уверен, что не хочешь сначала поесть?
Элин не получает ответа – Айзек уже уходит.
Уилл дожидается, пока Айзек покинет зоны слышимости, и смотрит на Элин.
– А ты ведь говорила, что поездка будет непростой.
Его слова звучат легко, но Элин слышит скрытое напряжение. Уилл подцепляет с тарелки кусочек лосося.
Элин выдавливает из себя улыбку:
– Скорее всего, она где-то в отеле. Они поругались, она наверняка пьет кофе в каком-нибудь темном уголке вестибюля, прячется.
– Ты бы так со мной поступила? – Уилл с невозмутимым видом кладет кусок розоватого лосося в рот. – Спряталась, чтобы меня наказать?
– Это не смешно, Уилл.
Он улыбается.
– Прости, – повисает долгая пауза. – Просто мне кажется, он рановато начал волноваться, разве нет? Сразу заявил, что произошло нечто ужасное.
– Но как насчет вчерашнего вечера? Лора с телефоном. Снаружи, под нашим балконом. Если она пропала, это как-то связано.
Слова повисают в воздухе. Элин корит себя. Это всего лишь предположение. Они ничего не знают. И все-таки она вспоминает, почему ей не следует работать. Она еще не готова, так ведь? Торопится высказать гипотезу, делает поспешные выводы – так нельзя.
– Элин, он уже довел тебя до ручки.
Уилл кусает губы.
– И что, по-твоему, мне делать? Забыть то, что он сказал?
Элин крепче сжимает стакан с апельсиновым соком, кончики пальцев белеют от напряжения.
– Нет, но, по-моему, все это чушь. Они поссорились, а ты приняла удар на себя.
Она не отвечает. А потом поднимает голову и видит в дверях Айзека. Элин провожает его взглядом, поглощая глазами его силуэт, слегка косолапую походку. Знакомую до боли. Элин зажмуривается. Воспоминания всплывают в голове, как поднимающиеся на поверхность пузырьки.
Небо. Бегущие облака. Черный косяк птиц.
И кровь, всегда кровь.
Уилл смотрит на нее.
– Не знаю, осознаешь ли ты, но, когда ты его видишь, у тебя всегда особенный взгляд.
– Что значит особенный?
Стук колотящегося сердца отдается у нее в ушах.
– Испуганный. – Уилл отодвигает тарелку. – Каждый раз, когда ты на него смотришь, ты выглядишь напуганной.
18
Вытирая губы тыльной стороной ладони, Жереми оборачивается, заставляя себя посмотреть на снег, на свою мрачную находку. В горле остается кислый и едкий привкус рвоты.
Под браслетом – кость. Согнутая под немыслимым углом.
Жереми ерзает, пытается восстановить дыхание. Его лоб покрывается бисеринками пота.
За несколько лет здесь обнаружили несколько таких находок – из-за глобального потепления ледник отступил, обнажив трупы, лежащие тут уже многие десятилетия.
Всего пару лет назад на леднике у Шандолэна нашли супружескую пару, спустя семьдесят пять лет после их исчезновения. Они провалились в глубокую расселину.
Во всех газетах и в интернете несколько дней подряд назойливо публиковали выразительные фотографии, несмотря на прошедшие годы. Потрепанная кожаная сумка, бутылка вина. Черные ботинки со старомодными подметками на гвоздях.
Жереми рассматривал фотографии как одержимый не только потому, что они показывали забытый образ жизни, но также из-за катарсиса, который они символизировали. Он представлял, как потомки погибших наконец-то смогут оплакать родных.
Его взгляд перемещается ниже. Под браслетом видны часы. Судя по всему, дорогие – широкий золотой браслет, крупная глянцевая поверхность с крохотными бриллиантами.
С внутренней стороны видны слова – гравировка. Жереми наклоняется ближе.
Даниэль Леметр.
Жереми отскакивает. Пропавший архитектор!
Он вытаскивает из кармана телефон, набирает 117, и по его лбу течет новая струйка пота.
19
– Айзек. – Элин стучит в дверь. – Айзек, это я.
Ей жарко в термобелье, предназначенном для прогулок на улице, а не по длинным коридорам отеля.
Дверь распахивается. Все лицо Айзека в красных пятнах.
– Прости, что сначала не позвонила, – неуверенно произносит Элин. – После завтрака Уилл решил пойти на прогулку. – Она выдавливает из себя улыбку. – Но далеко мы не ушли. Снег слишком глубокий.
Что-то в лице Айзека меняется, но вспышка эмоций гаснет так быстро, что Элин не успевает толком разобрать. То же самое бывало и в детстве. Сбитая с толку Элин пыталась понять, что происходит у него в голове.
Он разворачивается и идет обратно в комнату.
– Можно войти?
Нелепо, что приходится его спрашивать, но невозможно понять, хочет ли он, чтобы Элин вошла.
– Да, – резко отвечает он.
Элин сразу же замечает на полу его горные ботинки. Они влажные, мокрые черные шнурки распущены и покрыты кусочками льда.
– Ты тоже выходил?
Айзек расхаживает туда-сюда перед окном.
– Только что вернулся.
Элин не отвечает, пораженная скоростью его речи. Он явно на взводе. Эти лихорадочные движения, раскрасневшееся лицо.
Он в панике.
– И чем ты занимался?
– Искал ее. Поднялся к лесу. Думал, может, она вышла наружу и упала. – Его черты напрягаются. – Все остальное я уже пробовал. Прочесал отель. Обзвонил ее друзей, родственников и соседей. Никто ее не видел и не разговаривал с ней.
Элин смотрит на него, и ее охватывает неприятное чувство, как будто кто-то слишком сильно сжал ее в объятьях. Движения Айзека, его мельтешение туда-сюда внезапно начинают казаться преувеличенными.
– И?
– Безуспешно. Ни следа. Никто о ней не слышал. Я только что позвонил в полицию.
– Уже?
Элин пытается сохранить невозмутимое выражение лица.
Он кивает.
– Бесполезно. Мне сказали, что она отсутствует совсем недолго, они не начнут расследование. Дескать, если нет никаких признаков, что она ушла в горы или кататься на лыжах или у нее какие-то проблемы, то пока не нужно паниковать. Я знаю, она пропала совсем недавно, но мне это не нравится. Если с ней все в порядке, почему она до сих пор не позвонила?
– Не знаю. – Элин подходит ближе. – Возможно…
Она останавливается.
Стекло.
Оно снова ее нервирует. Окна в номере Айзека выходят прямо на лес. Густой массив припорошенных снегом елей поднимается по склону горы.
Взгляд Элин скользит по деревьям. Хотя их ветки и покрыты сверкающим снегом, лес производит впечатление темного, непроницаемого.