Тондейл, город серых башен и припорошенных снегом черепичных крыш, высился на холме, у подножия которого сходились три дороги: первая, что бежала, минуя город, от Мольтегского перевала дальше на север, вторая уходила на запад, к Лаллерану, и третья, которая была древнее первых двух и сотворена не человеком, а самой природой — Хеглена, не слишком широкая, но глубокая, удобная для судоходства река, летом и осенью являвшаяся самой оживленной торговой артерией в юго-восточной части Шарданиэта.
Купив в городе все, что им было необходимо, они, не мешкая, выехали из Тондейла и поскакали по северному тракту. Эльга не знала, что является целью их пути, но помнила, что, последний, не зачеркнутый кружок на карте Уилара находился где-то здесь, на восточном краю гор Джеретай Грауте.
Зима — не самое лучшее время для путешествий. И если бы не зима, Уилар обязательно нашел бы какой-нибудь другой путь, потому что путешествие по тракту, несмотря на все свои удобства, подвергало их немалой опасности — с каждым днем и часом расстояние между ними и горой Лайфеклик все больше сокращалось, и встреча с оцепившими округу шээлитами становилась все более вероятной. Но им повезло. Спустя три дня они проехали развилку, оставив наконец Лайфеклик за спиной и слева, и ни один из Господних Псов так и не остановил их.
Они ночевали в постоялых дворах, разбросанных по всему Мольтегскому тракту, а если такого двора не находилось — просились в первый попавшийся дом. Здесь жили люди, привыкшие и к путешественникам, и к тому, что на них можно неплохо заработать. Человек, который платит, не торгуясь, вызвал бы куда больше толков и пересудов, чем постоялец, яростно сбивающий цену в течение получаса; и Эльга видела, как Уилар, без всякого, впрочем, удовольствия, каждый вечер принимается спорить о цене с каким-нибудь бородатым крестьянином или с громкоголосой бабой вроде той, в которую так любила превращаться Марта Весфельж, когда у нее портилось настроение.
Спустя полторы недели от начала пути они свернули с тракта, все больше и больше забиравшего на восток, и направились дальше на север, к белеющим где-то далеко впереди, изломанным Ангельским Костям.
Это были глухие, малолюдные места, с разбросанными то там, то тут баронскими замками и укрепленными поселениями. Изменились и люди. Теперь часто случалось так, что без всяких объяснений путешественников попросту отказывались пускать в дом. Подобное пренебрежение всеми законами гостеприимства, да еще и зимой, не столько злило, сколько удивляло Эльгу — люди, жившие совсем рядом, вели себя совсем иначе, хотя, конечно, их гостеприимство вовсе не было бескорыстным. Но здесь… Уилар между тем не только не злился, но даже не удивлялся, когда в ответ на стук и просьбу пустить на ночь дверь оказывалась наглухо закрытой, а сам дом — погружен в зловещее молчание, нарушаемое разве что бешеным лаем рвущихся с цепи собак Еще в самый первый раз, столкнувшись с таким «теплым» приемом, он, не оборачиваясь, приказал Эльге:
— Прочти молитву.
Это требование, пожалуй, поразило Эльгу больше всего.
— Ч-что? — переспросила она ошеломленно. — Молитву?!. Но какую?! И зачем?..
— Любую. И погромче.
— Славься, Владыка Света, жизнедатель, справедливый судья, Святейший, в чьей деснице пребывает душа моя… — затараторила она, но собачий лай полностью заглушал ее голос. Тогда Уилар посмотрел на собаку, и та задрожала и припала к земле, и под собачье скуление и хрип Эльга дочитала молитву до конца. После этого их все-таки пустили в дом, как пускали и потом, по мере их дальнейшего продвижения на север, и только каждый раз время, которое Эльга тратила на молитву, все удлинялось и удлинялось; но каждый раз, входя в дом, Уилар неизменно улыбался, глядя на установленные в углу статуэтки и изображения ангелов и святых. Статуэток же раз от разу становилось все больше и больше…
Наконец все дороги кончились, пропали и деревеньки, в которых можно было остаться на ночь, укрывшись от холода и непогоды. Местность была неровной, сплошные холмы и низины. Густой лес, хотя и защищал от ветра, изрядно портил Эльге настроение, вызывая гнетущие, мрачные предчувствия, наименьшее из которых состояло в том, что они заблудились и обречены блуждать по этому лесу до тех пор, пока не замерзнут или не умрут с голоду. Каждый раз, поднимаясь на какую-нибудь возвышенность, Эльга только утверждалась в этом ощущении — громоздившиеся где-то вдалеке белые горы, казалось, не приблизились ни на дюйм. Но, конечно, это было не так. Впрочем, пункт назначения, к которому стремился Уилар Бергон, располагался не в самих горах, а гораздо ближе. Один раз они наткнулись на занесенную снегом, пустующую деревню, которую объехали стороной.
— Здесь был мор? — тихо спросила Эльга. — Или война?
Уилар молча покачал головой. После этой деревни у Эльги возникло ощущение, что за ними следит что-то очень древнее, злое и неживое.
На шестнадцатый день путешествия они неожиданно выехали к заброшенному замку. Стены по большей части были целы, и лишь зиявшая дырами крыша вкупе с темными глазницами окон и бойниц ясно свидетельствовали о том, что здесь уже давно никто не живет. Было еще кое-что — тот особый дух запустения, который сопровождает все пустующие строения. Замок давно был мертв, как были мертвы и его хозяева.
Уилар долго смотрел на замок, на подъемный мост, переброшенный через расщелину, на обледенелые стены и обломанные зубцы стен. Внезапно Эльга поняла, что их путешествие закончено. Уилар нашел то, что искал.
Несмотря на это, они не поехали в замок. Они вернулись в лес, очистили небольшой участок от снега, развели костер, поужинали и покормили лошадей. Овса в седельных сумках оставалось совсем немного — может быть, еще на три или четыре дня, а потом лошадям придется поголодать. День быстро погас — Длинная Ночь была уже совсем близко. Дыхание наступающей на мир темноты становилось все холодней.
Они снялись с места, когда взошла луна. Они ехали обратно по своим следам, и Эльга не спрашивала, куда они едут и что их ждет. Уилар заговорил сам.
— Мы направляемся в очень странное и опасное место, — сказал он. — Не знаю, как нас примут, но даже если мы встретим самый теплый прием, который только можно себе представить, я хочу, чтобы ты постоянно помнила: этим… людям… им нельзя доверять.
Эльга хотела задать какой-то вопрос, но тут же забыла о нем. Последние деревья расступились, и перед путниками возник замок — населенный, целый и невредимый. Снег был расчищен, оборванные еще несколько часов тому назад цепи подъемного моста теперь поблескивали в лунном свете, из освещенных окон до слуха путешественников доносились музыка и смех.
«Мы не в Кельрионе, — подумала Эльга. — Не в Альфхейме и не в Азагалхаде… Странно, что изменился только замок… Может быть, этот мир совсем маленький — всего несколько миль?.. А может быть, это и вовсе не мир?..»
Когда они подъехали к мосту, ворота с глухим скрипом открылись. Их ждали двое вооруженных молодых людей и слуга, державший в вытянутой руке факел. Лошади отчаянно не хотели входить внутрь, пришлось спешиться и приложить немало усилий для того, чтобы провести их по мосту. Люди, стоявшие в тени ворот, молча наблюдали за этой картиной. Они не шевелились, и только огонь танцевал над головой слуги. Эльгу пробрала дрожь, когда она увидела их лица. В них не было никакого видимого уродства, но все же они вызывали какое-то отталкивающее, омерзительное ощущение, как будто бы принадлежали не живым людям, а утопленникам и самоубийцам. Молодые люди явно рыцарского происхождения, являвшиеся, судя по всему, приближенными хозяина замка, были поразительно красивы. Впечатление портила, может быть, слишком белая и гладкая, будто мраморная, кожа. У слуги, напротив, кожа была морщинистой и потемневшей от времени. Казалось, улыбка, обнажающая кривые желтые зубы, навсегда застыла на его бесформенном лице. Но хуже всего были глаза. У слуги они были выпученные, неподвижные, нацеленные в одну точку, у молодых людей — бездушные, холодные и пустые.