На последнем рубеже - читать онлайн книгу. Автор: Даниил Калинин cтр.№ 31

Стоило ли оно того, стоило ли жизни стольких ребят, чьим, семьям я вчера подписывал похоронки?

Да! Конечно, стоило! Не полезай мы в пекло — и, может быть, в лобовой атаке батальона мой взвод понёс бы меньшие потери. Но вряд ли при этом мы бы очистили Аргамач от немцев, вряд ли бы отбили хоть малую пядь родной земли, спасли бы хоть сколько-то людей от врага!

Так что оно того стоит. Не все мои сослуживцы ещё в детстве выбрали военную стезю, и наверняка среди них мало потомственных военных с офицерским прошлым. Но именно сегодня, сейчас, мы воюем не за интересы государства на чужой земле и не за её престиж и ресурсы, мы воюем за свою землю и свой народ!

Высокопарные слова, более присущие политруку, а не боевому командиру? Отнюдь. Просто я понимаю, что вся наша необъятная РОДИНА состоит из кучи маленьких Родин, каждая из которых для кого-то своя. Со своим домом, квартирой, комнатой в общежитии или в бараке. Но ведь у каждого есть хоть какой-то угол, где он живёт, где он родился и вырос. И практически у каждого есть родные и любимые, есть семьи и друзья, родители…И все они вместе и составляют наш народ.

И я понимаю, что когда встанет вопрос о жизни родных или любимых любого, пусть даже самого трусливого и неумелого бойца, он не дрогнет — какая бы лавина немцев на него ни катилась. Он будет драться — и погибнет, но не пропустит врага, покуда жив.

Так вот в том же Ельце — в нём также живут чьи-то матери и отцы, жены и дети — родные тех воинов, кто ушёл на фронт, кто сражается с немцами. Может, даже где-то рядом сражается. Воинов, чьё сердце обольётся кровью, когда они узнают, что их дом занял ВРАГ. Враг, что будет насиловать, что будет убивать, что будет грабить… И я не хочу, чтобы на их месте оказался я, не хочу узнать когда-то, что враг дошёл и до моего дома.

И пускай я погибну здесь и сейчас, погибну пусть и не дома, но на СВОЕЙ земле, советской, — я согласен. Я заберу при этом как можно больше врагов — сколько смогу. И я согласен рисковать своей жизнью, лезть на острие удара, соваться в самое пекло, согласен драться с врагом и убивать, согласен умереть — но чтобы моя земля была свободна, мои близкие живы.

А раз так, то того же я вправе требовать от своих подчинённых — вправе требовать честно сражаться за наш общий дом, за нашу общую семью, и умереть, коль придётся.

…Да, хорошо и ладно звучат мои аргументы. Но мерзкий такой голосок внутри подсказывает, что все эти пафосные слова, произнесённые пусть и перед самим собой, — это далеко не вся правда. Он напоминает мне, что в бой я лез, как оголтелый, с мыслями о НЕЙ. Об её белоснежном теле, словно светящемся при свете луны и пахнущем молоком, о горячем дыхании, обжигающем кожу, и ласковых словах, что шептала она в моих объятиях… При мысли, что с ней что-то случилось, что эти выродки что-то с ней сделали… Проклятье, зубы сводит от боли, с такой силой я их сжимаю!

Да плевать мне на тебя, мерзкий голосок. Да, я встретил женщину, я думаю о ней, она стала мне близка. Да только мы и сражаемся за близких — где тут разногласие? И хотя пока я полз по снегу, я вспоминал именно о ней, в бою я думал только о враге — страшно желая его уничтожить!

Беседуя с самим собой, я пропускаю момент, когда остатки моего взвода выходят ко льду реки, во многих местах разбитому попаданиями гаубичных снарядов и авиабомб… На льду лежат неубранными тела множества красноармейцев — это бойцы 143-й попали под удар мин во время спешного отступления.

…4-го декабря связи между обеими дивизиями не было, остатки 143-й прорывались с боем, некому было их прикрывать. И многочисленные немецкие мины собрали кровавую дань, взрываясь на открытом пространстве реки. Лёд не снег, осколки летят во все стороны, так он ещё и ломается после взрывов, погружая бойцов в ледяную воду.

В открытой полынье рядом с берегом неожиданно мелькнуло что-то белое. Не снег, нет. Вот ещё раз. Твою ж…

Полыньи на реке образуются рядом с ключами. И в этот раз толчки родника, не позволившие полностью сковать гладь реки, раз за разом приподнимают голову погруженного в воду человека. Мне не хочется вглядываться в лицо мертвеца, и так ясно, что, скорее всего, это боец 143-й — подводное течение пронесло тело подо льдом и вынесло к полынье, где оно и нашло временное пристанище…

— Твари!

То в одном, то в другом месте, где ветер сдул тонкий ещё снег, я различаю тёмные пятна подо льдом. Нетрудно догадаться, что это за пятна… Мы пойдём по трупам павших товарищей, от тел которых нас будут разделять считанные сантиметры кристаллизованной воды.

Но делать нечего, идти нужно. И хотя комбат лично отправил мой взвод впереди основных сил, я не сетую — по льду реки вначале необходимо пройти (проползти) небольшой группой, исследовать его на возможность прохода основных сил. И сделать это по возможности незаметно.

Командир полка по согласованию с комдивом предпринял смелый ход — атаковать нашим батальоном не навстречу дерущимся на Чёрной слободе бойцам 307-й, где немцы и ждут нашего удара, а через реку по Засосне, в тыл закрепившемуся на станции и в Красных казармах врагу. Единственный полк 307-й, прорвавшийся вчера в город, дерётся в полуокружении и насчитывает едва ли одну полнокровную роту; вряд ли соседи смогут помочь нам, ударив навстречу.

А вот очистить двойным ударом бывшее «заречье», как говорят елецкие старожилы, у нас наверняка получится. Только бы не попасть под ливневый огонь фрицевских «самоваров» во время «переправы» да не уйти под тонкий лёд реки…

— Вперёд!

Бойцы один за одним выходят и сразу ложатся на хрупкий, трещащий под ногами ледяной покров. Чувства, скажу я вам, премерзкие — каждую секунду ждёшь, как треск станет оглушительным, и твоё тело окажется погруженным в обжигающе ледяную воду; тебя ещё в сознании понесёт течением под лёд, и твои последние мгновения пройдут в ловушке ледяного ада и осознания того, что это конец…

Брррррр! На хрен такие мысли! Первый лёд самый крепкий. Ещё в детстве, проведённом на севере Кольского полуострова, я наблюдал потрясающую картину: пляшущего на тонком льду чечётку пьяного мичмана. С какой же силой он бил ногами — брызги во все стороны! Ну, думаю, пьянь ты морская, — не жилец! Ан нет, хоть бы хны. Можно, конечно, списать всё на извечное везение пьяных, но местные старожилы-рыбаки объяснили, что льда надо бояться не в начале зимы, а в её конце — тогда, казалось бы, толстые ещё пластины могут просто разъехаться под ногами и тут же сомкнуться над головой, как только провалишься в воду.

Остатки моей роты медленно двигаются вперёд, развернувшись в длинную, редкую цепь. 12 человек вместе со мной — не так много, чтобы разом обнаружить себя в сумерках, и в то же время достаточно, чтобы удержать противоположный берег от немецкой контратаки. По крайней мере, пока не подойдёт подкрепление — во взводе целых 3 пулемёта, два «Дегтярева» и трофейная «зброевка». Хотя ротный собрался, было дело изъять у меня трофей, я категорически отказал, объяснив необходимость сохранить огневую мощь подразделения в предстоящем бою. Капитан покочевряжился, покочевряжился, да и отстал — как бы там ни было, но недооценить нашу роль в предыдущем бою было просто невозможно.