— Ну конечно я заберу тебя с собой, — поспешила успокоить девушку Айна. — Мы навсегда с тобой вместе.
— Спасибо вам, госпожа, — только и прошептала невольница.
Когда со сборами было покончено, Айна вновь села на кровать и растерянно разгладила покрывало. Она понятия не имела, как долго придется ждать гостей. Мать сказала, что встреча будет этим вечером. И хотя солнце и клонилось к закату, вечер мог растянуться до самой ночи.
— Спой мне что-нибудь, Кусса, — проговорила она.
Рабыня кивнула и запела чуть грустную песню на своем родном языке. Ее низкий, глубокий голос звучал чарующе и волнительно. Он уносил Айну прочь, в залитые ярким солнцем изумрудные луга Восточных провинций, где могучий ветер играет с морем сочных трав.
Айне всегда нравились песни на незнакомых ей языках. Они, оставляя лишь мелодию, превращали голосовые связки в инструмент, который наполнял мир музыкой. Чистой, естественной музыкой, лишенной слов и смыслов. А такая музыка помогала Айне отвлечься от всех мыслей, растворяясь в потоке звучания.
Вот и сейчас девушка откинулась назад и, закрыв глаза, ощутила покой и безмятежность. Нет, она не спала и не проваливалась в дрëму, но обретала именно покой и равновесие души. И вместе с ними — набиралась сил и смелости.
Увы, покой длился недолго — на пятой песне служанка резко замолчала, а до Айны донесся звук открываемой двери и деликатное покашливание. Открыв глаза и сев, она увидела Урпу. Старый раб внимательно смотрел на неё, явно оценивая вид девушки. Пошамкав губами, вероятно найдя его подходящим, он негромко проговорил:
— Пора, госпожа.
— Я выйду через минуту.
Раб кивнул, а потом скрылся за дверью.
«Вот и всё», — подумала девушка. Почему-то волнения, которого она так ожидала, больше не было. Все её тело чувствовало покой. Нет, даже не покой — а решимость. Теперь она была покорна ожидавшей её судьбе.
Встав с кровати, Айна расправила одежду и, укрыв голову серой накидкой, пошла к двери.
— Дэкхэ морудэ Дэвада кашэбэл, — произнесла Кусса, хитро переплетая пальцы чуть ниже живота
— Что?
— Да оградит Всемать своих дочерей. Так говорят в Мефетре.
Неожиданно для себя Айна подошла к своей служанке и крепко её обняла, прижавшись всем своим телом, а потом быстро покинула спальню. Сразу за дверью её ждал Урпа. Старший раб был один. В полумраке коридора его высокая но сутулая фигура казалась скорее мрачной тенью, нежели облаченным в плоть живым существом и Айна невольно вздрогнула когда он, резко повернувшись, пошёл по коридору.
Вместе они спустились вниз, в трапезную залу, где за большим столом, помимо матери и брата, сидели двое гостей. Один очень крупный и грубый на вид мужчина, с косматыми бровями над маленькими крысиными глазками, и жестким ежиком седых волос, а второй — атлетично сложенный юноша, с тонкими, но при этом мужественными чертами лица. Его большие серые глаза так и светились озорством и лукавством, а краешек полных губ застыл в полуулыбке.
Стоило Айне переступить порог зала, как эти хитрые глаза тут же посмотрели в её сторону, заставив сердце девушки ёкнуть. Он и вправду был красив и молод. Но дело было даже не в этом. Какая-то незримая сила тут же повлекла её к нему. Айне вдруг захотелось дотронуться до него. Провести руками по плечам и груди и убедиться, что он настоящий.
— О, а вот и наша молодка! — прогремел грубый голос Кирота Кардариша, от которого девушка вздрогнула.
— Милейший господин Кардариш, позвольте представить вам мою дочь, Айну Себеш, — улыбка матери показалась девушке до боли знакомой. Она уже видела её. В тот самый вечер, когда её отдали в объятья Мирдо Мантариша. Мать снова её продавала.
— А и верно хороша. Что скажешь, Рего, недурная порода у Себешей, а?
— Скажу, что деликатность тебе совсем не свойственна, дядя, — с улыбкой проговорил юноша, у него оказался мелодичный и приятный голос.
— Ха, деликатность! Тоже мне скажешь! Как видите, госпожа Себеш, мой мальчик не столь прямолинеен как я.
— Ты хотел сказать груб? — большие глаза юноши беззвучно засмеялись.
— И грубости ему тоже недостаёт, да. Зато дерзости — хоть отбавляй.
Они рассмеялись. Кирот громко и раскатисто, откинув назад голову. Рего чуть приглушенно, прикрыв рот кулаком, а мать звонко и как всегда фальшиво. Только Энай остался черствым к этому веселью. Брат сидел с краю, весь скрюченный и зажатый, упрямо рассматривая мозаику на полу. Мальчик напоминал гуся, которого только что окатили ведром ледяной воды, и Айне показалось, что ещё немного и он по-гусиному зашипит. «Энай против этой свадьбы», — моментально поняла девушка. Но вот что именно не нравится еë брату, она пока не знала.
— Айна, деточка моя, прекрати жаться к двери и подойди к нам, — проговорила мать. — Как видите, господин Кардариш, моя дочь суть истинная красота и очарование, а ещё она прекрасно воспитана, верна традициям нашего высокого сословия и очень угодлива богам.
На последних словах женщина пристально посмотрела на укрывающею голову дочери серую накидку. Ту самую накидку, от которой она велела ей избавиться. Что же, от возможности немного позлить мать девушке стало только веселее. Пусть смотрит на эту серую ткань, смотрит и знает, что и у покорности Айны есть свои пределы.
Девушка прошла через весь зал и остановилась возле стола.
— Ну и что ты застыла? Садись.
Скомандовала мать и Айна заняла место напротив Рего. Хитрые глаза юноши тут же неспешно прошлись по ней, изучая её тело. От любого другого подобного взгляда она бы, наверное, испытала смущение или возмутилось, но сейчас девушка чувствовала нечто иное — ей было интересно. Интересно, куда падал его взгляд и где он задерживался. Она даже немного выгнулась, чтобы юноша смог лучше разглядеть изгибы её тела и самые прекрасные его части.
Наконец их глаза встретились и Рего подмигнул ей, растянув губы в очаровательной улыбке, от которой Айна ощутила лëгкий жар на щеках.
— И так, Айна, знакомься с нашими любезными гостями, — заулыбалась мать. — Это Кирот, глава славного рода Кардаришей и его племянник и наследник Рего.
— Всех благ и благословений вам, о благородные господа. Да не обойдут вас боги в своей милости, — кивнула им девушка.
— И тебе всех радостей, — проговорил Кирот Кардариш, но тут же к его уху наклонился Рего и что-то прошептал, отчего глава рода немного притворно поморщился и шлепнул себя по лбу. — Пха, и верно, что это я. Какие ещё радости в месяц утешений. Радость у тебя будет потом, когда ты станешь женой моего племянника. А пока разделяю твою скорбь и боль, Айна Себеш. Твой отец был хорошим человеком.
— Благодарю за теплоту ваших слов, господин Кардариш. Они приглушают мою боль.
— Не стоит меня благодарить. Слова это просто слова. Они не греют.