Власть волшебства - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Смирнов cтр.№ 28

В четвертом полугодии их стали обучать атрибутивным заклинаниям, предназначенным для будущих Служителей Истины. Последнее наименование, несмотря на кажущийся пафос, в устах Рийока и других мастеров звучало вполне естественно, как обещание о награде и славе, ожидающей тех, кто пройдет праведным путем до самого конца. Слабые и слепые ученики должны стать неуязвимыми и бесстрашными Служителями, и атрибутивные заклинания Небесной Обители являлись еще одним шагом на пути к совершенству.

Создавая атрибутивное заклинание, бог или Обладающий Силой формирует и воплощает одно из своих качеств. Ключевое слово здесь — «свое»: Обладающий творит из себя и сам является источником своих действий. Однако подобный индивидуализм в Небесной Обители, конечно, приветствоваться не мог. Ни в коем случае. Ведь очевидно, что нечистое и несовершенное существо никак не может быть опорой для чего-либо подлинного, не способно само по себе источником, по существу своему убого, ничтожно и бессильно, и лишь научившись принимать дары свыше, приобретает способность отдавать. Точкой опоры для атрибутивного волшебства в Небесной Обители, таким образом, становился не отдельный ученик, а вся система в целом. Обитель как бы передавала ученикам свои собственные качества, свои атрибуты. Кто-то робко спросил, не является ли подобный подход унификацией способностей, не обезличивает ли Служителей, делая их, по сути, клонами некоего идеального воина — но Рийок легко отмел это жалкое и несущественное возражение. Никакой индивидуум не способен к полноценному творчеству, сказал он, это лишь самолюбивая мечта слепых гордецов, обольщенных духами поднебесной злобы; творит всегда только источник блага, а все, что против воли его — лишь кажущееся творение, являющееся, на самом деле, не творением, а не более чем извращением изначального замысла. Сотворенные благим источником качества — наилучшие,, они неизмеримо совершеннее всего, что способны изобрести все боги и Обладающие Силой, даже если будут трудиться тысячу лет, не переставая; и лишь Небесная Обитель удостоена того, чтобы хранить дары свыше и передавать их достойным принять Служение. Этих чудесных качеств — превеликое изобилие, и каждый сможет выбрать те, которые ближе ему; таким образом, речь ни в коем случае не идет о какой-либо унификации, источник предоставляет Служителям большой выбор. Кощунственно даже думать иначе.

Слова Рийока, казавшиеся поначалу, как и всегда, немного пафосными, в скором времени подтвердились на деле. Ученикам была предоставлена огромная палитра качеств... основана она, правда, была только на одной Стихии, но это обстоятельство никого не удивило, ибо последние два года ученики работали только и исключительно с ней же. Пользуясь этими базовыми качествами, ученики стали формировать атрибутивные заклинания — словно писали картину, пользуясь определенным набором красок или выстраивали сложную конструкцию из отдельных элементов. Сгенерированный таким образом атрибут включался в сущность Служителя, оставался невидимым и как будто бы не существующим до тех пор, пока Служитель не принимал решения воспользоваться им. Тогда атрибут являл себя на поверхности вещей: маг мог увидеть необычное и мощное сплетение энергий, человек без колдовского восприятия — странную вещь, всецело подчиненную воле хозяина. Некоторые атрибуты позволяли замещать части тела, другие могли быть сопровождавшими Служителя чудесными природными явлениями — вроде сияющего ветра или солнца, встающего за спиной Служителя, причем, в последнем случае, время суток и облачная завеса в том мире, где находился Служитель, не имели никакого значения: как только Служитель использовал этот атрибут, солнце вставало у него за спиной, и никак иначе.

Осваивая атрибутивные заклинания и учась применять их на практике, Дэвид осознал: Вилисса поступила верно, вернув ему память так рано. Если бы встреча состоялась на несколько месяцев позже — Дэвиду не составило бы никакого труда порвать любые сети, которыми чародейка попыталась бы его оплести, и никакое искусство ей бы не помогло. Атрибутивное волшебство позволяло формировать свою собственную реальность, правила которой устанавливал тот, кто применял атрибут. Вилисса подловила его на той стадии превращения человека в Служителя, когда он еще был уязвим, но уже на следующем этапе все преимущества были бы на его стороне...

Вернувшись в Небесную Обитель, он снова жил и мыслил в согласии с той индивидуальностью, которую так долго и тщательно формировали мастера. Нет бога, кроме благого источника, и мастера Обители — пророки его... Он верил в это, жил по тем правилам, по которым следовало жить ученику, смотрел на мир так, как следовало смотреть будущему Служителю — и все же разница между тем Дэвидом, который вместе с Эдвином кен Гержетом отправился в замок Вилиссы, и тем Дэвидом, который из него вернулся, была. Разница казалась совершенно неощутимой, ничто в его сувэйбе Служителя не позволяло обнаружить ее при взгляде со стороны — даже если это был взгляд, способный различать мысли и чувства также ясно, как обычные люди различают цвета. Дэвид жил в оболочке своей роли, и не было никакой иной наличной реальности, кроме той, которая допускалась этой ролью. Возможность все изменить оставалась лишь возможностью, неуловимым ощущением, вынесенным за границы повседневного сознания. Он не думал об этом, не акцентировал внимание на этом призрачном чувстве, он просто знал, что в любую минуту может отбросить данное виденье мира, и принять совершенно иное, но даже это «знание» оставалось неактивным, не присутствующем в его сувэйбе хоть сколько-нибудь явно. Их с Эдвином «заговор» против Обители, события, происходившие в замке Вилиссы, — все это было нереально, существовало для него здесь-и-сейчас не в большей степени, чем публика в зале — для актера, целиком ушедшего в свою роль. Внутренний конфликт был бы возможен в том случае, если бы активными оказались оба сувэйба, если бы они начали проникать друг в друга, образуя нечто новое, но ничего подобного не происходило: обе индивидуальности были полноценны и существовали не вместе, а поочередно. Это «раздвоение личности» не делало его шизофреником, поскольку индивидуальности сменяли друг друга не стихийно, но он сам мог определять, когда и кем ему быть. Он не задумывался (вернее, задумался об этом намного позже, уже вне Обители), как следует согласовывать поступки себя-Служителя с теми целями и ценностями, которые имел его «нормальный» сувэйб. Это получалось само собой: в тех пределах, в которых был возможен выбор, он выбирал то, что наименее противоречило его основной индивидуальности. Это касалось не только его поступков, но и реакций, отношения к внешнему миру. Например, подумав о Марионель — находясь при этом в состоянии Служителя — он понял, что не ощущает больше к ней ненависти, только скорбь и печаль. Заблудшее создание, как и все Обладающие, обрекшая себя на вечное проклятие, она все же не была столь отвратительным существом, как прочие лорды. Может быть, для нее еще не все потеряно, может быть, есть еще крохотный шанс вернуть ее к истине, от которой она отреклась?.. Конечно, в ее теперешнем состоянии она заслуживала только уничтожения, но милосердие на то и милосердие, что оказывается преступнику не по его делам, а вопреки им. Говорящую-с-Мертвыми, это опьяненное властью, запутавшееся в тенетах порока существо, Дэвид Брендом больше не хотел уничтожить — он сожалел о том, что не имеет возможности ее спасти... Такая позиция, хоть и со скрипом, все же укладывалась в рамки доступных психотипу Служителя реакций и отношений. Служитель-либерал, так сказать: прежде чем уничтожать, он великодушно даст врагу последний шанс покаяться... хотя, конечно, далеко не всякому, а лишь тому, в чьей душе еще можно различить крошечный огонек добра, тлеющий под толщей мерзости и лжи. В сердце Марионель такой огонек, безусловно, еще теплился, и поэтому не стоило ее ненавидеть — напротив, следовало надеяться, что она еще каким-то немыслимым чудом сумеет вернуться к благому источнику, от которого отступила.