Так близко от его магии она не могла ему не ответить. Слишком
долго она жила без прикосновений сидхе. Такую жажду не утолить за одну ночь, и
нескольких касаний магии недостаточно. Такой голод много сильнее.
Ее магия выплеснулась золотистой вспышкой, отбелила ее
волосы, заставила их разметаться по воздуху. Холод стоял к ней так близко, что
их сила перемешивалась, золото и серебро сплавлялись воедино между их телами.
От божественности здесь не было ничего, просто сила сидхе.
Я смотрела на них и думала, что понимаю своих предков-людей,
считавших сидхе богами. В наше время их, наверное, приняли бы за ангелов – а
может, за пришельцев с Марса. Я смотрела на их сияние и даже сквозь сияющий
ореол различала откровенное желание на лице Мэви. А на лице Холода было только
удовлетворение.
Он наклонился, прижавшись к ней сияющими губами. Поцелуй был
вполне целомудренным – физически, – но магия ударила в Мэви копьем
серебряного света. Длинный луч силы едва ли не рассек пополам золотистое
сияние. На миг оно потемнело в центре – вспыхнуло как настоящий костер, красным
и оранжевым. Но Холод тут же отстранился, шагнул назад, оставив ее сиять в
одиночестве.
– Ты мне не отказала бы. Даже сейчас, когда
воспоминание о Шалфее грызет твою душу.
Его магия схлынула, оставив ему его обычную бледную красоту,
но уже не победительное сияние.
Магия Мэви чуть поблекла, когда она ответила:
– Я могла бы взять в постель кого-то из малых фейри в
любой день из прошедшего века. Изгнанника, такого же, как я. Я этого не делала,
потому что надеялась, что однажды двор узнает об измене Тараниса, и я вернусь,
когда он умрет. Любовников-людей мне бы простили, благие всегда любили
развлечься с людьми под покровом тьмы. Но до малых фейри опускаться нельзя –
если хочешь сохранить репутацию при Высшем Дворе фейри.
– Есть и другой Высший Двор, – напомнил Холод.
Она качнула головой:
– Нет. Для меня – нет.
На это головой покачал он:
– У нас такие высказывания в ушах навязнут во время
визита к Благому Двору.
– Ты многое забыл, Холод. Мои соплеменники способны и
не на такие высказывания.
Страж вздохнул:
– Я помню даже слишком хорошо, Мэви. – Он
погрустнел на миг. – Не хочу туда возвращаться и видеть, как они
посматривают на нас свысока.
– Ну так останься здесь, со мной. – Она
повернулась ко мне: – Не езди туда, Мерри. Таранис не просто так хочет, чтобы
ты приехала. Он ничего не делает просто так, а его мотивы вряд ли тебе
понравятся.
– Знаю, – сказала я.
Она сжала руки в кулаки:
– Так зачем тогда едешь?
– Затем, что она будет королевой Неблагого Двора, а
начинать царствование с демонстрации страха перед Таранисом недопустимо, –
ответил появившийся в дверях Дойл.
– Но вы и вправду боитесь Тараниса, – сказала
Мэви. – Все его боятся.
Дойл пожал плечами. На нем были заправленные в сапоги до
колена черные джинсы, черная футболка и черная кожаная куртка. Даже пряжка на
ремне была черная. Только украшавшие острые уши сережки были серебряные, а в
мочках – по крупному бриллианту.
– Боимся или нет, а на лицах должна быть только
храбрость.
– И ради этого стоит умереть? Стоит дать убить Мерри? –
Она довольно театральным жестом указала на меня. Ну, в конце концов, она
актриса. Впрочем, сидхе любят позу даже без профессиональной подготовки.
– Королева Андаис убьет его, если он убьет Мерри.
– Он выпустил Безымянное только чтобы убить меня и
сохранить свой секрет. Ты правда думаешь, что его остановит угроза войны между
дворами?
– Я не говорил о войне, Мэви.
– Ты сказал, что королева убьет Тараниса, это означает
войну.
Дойл покачал головой.
– Я думаю, что в случае убийства наследницы Андаис
сделает одно из двух: либо вызовет его на личный поединок, чего Таранис не
захочет, либо пошлет к нему убийцу тайно.
– То есть Тараниса убьешь ты, – расшифровала Мэви.
– Я больше не Мрак королевы. – Дойл подошел ко
мне. – Я слышал, у ее гвардии новый капитан.
– Кто? – спросил Холод.
– Мистраль.
– Громовержец... Но он давно в опале.
Дойл кивнул.
– И все же теперь он ее первый рыцарь.
– Он не убийца, и действовать тайно он не способен. Он
приходит с ветром и свистом, как его тезка, – с явным пренебрежением
заметил Холод.
– Зато Шепот способен, – сказал Дойл.
Холод удивился и замолчал, Мэви нахмурилась:
– Мне эти имена не знакомы.
– От былой их славы мало что осталось, – сказал
Дойл. – Теперь они носят эти имена.
– Шепот, – повторил Холод. – Я думал, он
потерял рассудок.
– Я тоже это слышал.
Мистраля я помнила. Он был как раз такой, каких королева
терпеть не могла, – шумный, самодовольный, легко вспыхивающий и
злопамятный. Настоящий буян, но слишком могущественный, чтобы отказать ему в
просьбе принять к темному двору после того, как его выкинули из золотого.
Королева никогда не отказывала в приеме могущественным, но любила их не слишком
и даже использовала нечасто. Она умела устроить так, чтобы они сидели в дальнем
углу и не лезли на глаза.
Мистраль был в опале всю мою жизнь, так что я с трудом
припоминала его лицо и не была уверена, довелось ли нам хоть раз говорить. Отец
считал его глупцом.
– Не припомню стража по имени Шепот, – сказала я.
– Когда-то он не угодил королеве, – объяснил
Дойл, – и она его наказала. Она послала его к Иезекиилю в Зал Смертности
на... – Он нахмурился и глянул на Холода: – На сколько? На семь лет?
– Кажется, да, – кивнул Холод.
Я поперхнулась и не сразу смогла заговорить.
– Его послали на пытку на семь лет? – Голос
прерывался от ужаса. Я бывала в Зале Смертности. Я точно знала, как искусен в
своем ремесле Иезекииль, и семи лет его заботы просто не могла вообразить.
Они оба кивнули.
Даже Мэви побледнела. Благой Двор не одобряет пытки, во
всяком случае – прямые, в каких Иезекииль был искусником. У них есть много
более изящные способы, магические – менее непосредственные, менее грязные.
Можно заставить человека извиваться от боли, и не марая рук. Королева Андаис
предпочитает дерьмо называть дерьмом. Пытка – дело грязное, иначе что в ней
толку?
– Я слышала жуткие истории о вашем Зале Ада.
– Видишь, Таранис даже термины заимствует из религии,
что терзала и преследовала наших приверженцев, – сказал Холод. – Его
двор обезьянничает с людей.