А на Флореане, тем временем, провозгласили Республику, но, как это очень часто случается именно с республиками, все там закончилось непонятно чем. Китобои и другие суда, бороздившие окрестные моря, имели обыкновение заходить на остров, пополнить запасы пресной воды, овощей и фруктов, установив, таким образом, взаимовыгодный обмен с колонистами, но те очень быстро смекнули, что выгоднее завладеть всем кораблем, чем торговать с ним.
Они придумали как обмануть моряков, выставляя по ночам фальшивые маяки, заманивая таким способом корабли на мели или рифы. Затем нападали на экипаж и всех убивали. Не оставляли в живых никого, так что о случившемся рассказать было некому. Еще у этой Республики существовала традиция принимать с распростертыми объятиями разного рода беглецов с континента и с других судов. Так они и жили довольно долго. Флореана, что в те времена назвалась остров Чарльз, оставалась местом, где не было ни закона, ни порядка, царила полная анархия, и ни жизнь, ни смерть ничего не стоили.
Время от времени кому-то, из этих «свободных людей», остров надоедал, жизнь там начинала казаться скучной и однообразной, и тогда они садились в лодку и уходили в море, искали какое-нибудь судно и прикидывались потерпевшими крушение, или своими силами добирались до континента, где растворялись в людской массе, естественно никому не рассказывая, что были сухопутными пиратами на затерянном в океане Зачарованном архипелаге.
В конце концов, когда все капитаны кораблей, ходивших в этих водах, прознали о печальной славе островной Республики, они, просто-напросто, перестали подходить к острову, и жизнь «свободных людей» затихла сама собой. Последние из них вышли в море и никогда уж не возвращались. Остров Чарльз опустел и был переименован впоследствии в Флореану, в честь президента Эквадора Флореса, управлявшего страной и взявшего окончательно под свой контроль архипелаг. И таким безлюдным этот остров оставался вплоть до 1930 года, когда немецкий дантист по фамилии Риттер выбрал этот клочок земли в качестве места, где в уединении и спокойствии хотел провести остаток дней своих…
Когда я вернулся в Пост-Офис Бэй, Гузман ждал меня с нетерпением, обед был готов. Мы не спеша и с удовольствием поели, выкурили черную сигару, одна из последних «Корон», что я привез с родной земли и бережно, словно они были из золота, хранил завернутой в платок, и, спустив лодку, опять вышли в море, курсом на остров, про который мне говорили, что он самый интересный из всех: Санта-Круз.
Глава тринадцатая
Дарвин
Прежде чем продолжить, полагаю, что должен попытаться представить чуть шире и чуть лучше, что же из себя представляет Галапагосский архипелаг: его короткую историю, трудную геологию и, в особенности, что он значит для всего человечества, несмотря на его удаленность и недостаточную изученность. Именно здесь, на этих островах, англичанин Чарльз Дарвин начал постигать принципы, на основе которых впоследствии создал свою знаменитую теорию «Эволюции видов», о чем и написал в дневнике:
«…особенно мое внимание привлекли характеристики ископаемых на территории Южной Америки и видов с Галапагосского архипелага. Что и стало основой для моих идей…»
И в этом нет ничего удивительного, поскольку большинство ученых в мире рассматривают архипелаг, как своего рода ключ, позволивший начать распутывать клубок тайн вокруг жизни на нашей планете. Из своего путешествия, совершенного в 1835 году, Дарвин привез большое количество маленьких птиц, вьюрков — ныне называемых «вьюрок Дарвина» — чье разнообразие и особенности строения менялись от одного острова к другому, и это очень заинтриговало ученого. Вернувшись в Лондон, после длительного изучения и сравнения, совместно с орнитологом Джон Гульд, привезенных экземпляров, он написал в своем дневнике:
«…Наблюдая эти последовательные изменения и разнообразие в строении на небольшой группе птиц, близко связанных друг с другом, вряд ли кто-нибудь в состоянии вообразить, что, начиная с трудностей, которые они перенесли, чтобы обосноваться на архипелаге и, рассматривая при этом какой-нибудь определенный вид, который изменился настолько, что в результате получились совершенно иные формы…»
Если возникло желание понять ход рассуждений Дарвина, то лучше всего самому объехать острова и поизучать тех самых вьюрков. Рядом с прибрежной зоной, в низинах, мы чаще всего можем встретить маленького земляного вьюрка с коротким, слабо развитым клювом, поскольку клюв большего размера ему и не нужен, достаточно и такого, приспособленного питаться зернами и семенами, которые он находит на земле. Он похож на обычного воробья. Пройдя дальше, в глубь острова, нам начинают попадаться вьюрки среднего размера, а, чуть позже, можно увидеть больших вьюрков — тоже земляных — клюв у этих птиц больше и сильнее, этим клювом они уже могут очищать и шелушить крупные, жесткие семена с растений, растущих на возвышенностях.
На деревьях можно заметить две разновидности вьюрков с другой формой клюва: один похож на клюв попугая, он питается исключительно плодами и побегами, у другого форма похожая, но приспособлена для ловли насекомых. Если вместо зарослей деревьев, мы углубимся в заросли кактусов, то там найдем очередных вьюрков, но с клювом длинным и загнутым на конце, приспособленным для того, чтобы добывать из цветов нектар, которым они питаются.
И, наконец, если повезет конечно, можно увидеть «дятла» — это вьюрок, который добывает гусениц и червячков, спрятавшихся под корой деревьев в трещинах, норках, используя тонкий прутик или иглу кактуса. Это единственный случай среди животных, не считая приматов, кто применяет инструмент для достижения своих целей. Та ловкость, терпение и умение, с которыми дятловый вьюрок «работает» со своим прутиком, достойны отдельного внимания и изучения.
Существует множество других отличий среди вьюрков, обитающих на архипелаге. Получается, что внутри одной и той же группы, птицы отличаются в зависимости от острова.
Это и навело Дарвина на мысль, что все эти вьюрки не были созданы природой как отдельные разновидности, а, происходя от единого родоначальника, эволюционировали и наилучшим образом приспособились к окружающей среде. На основе этого можно было предположить, что и все остальные виды претерпели похожую эволюцию.
Все это воспринимается лучше, если учесть, что — как я уже указывал раньше — на островах не было ни растительной, ни животной жизни. Вся жизнь пришла туда извне. Галапагосы родились из моря, после одного или серии вулканических извержений. На самом деле, большинство из островов — по крайней мере, самые большие из них — это всего лишь вершины вулканов, поднявшиеся над поверхностью воды. Наибольший из них, Исабела, состоит из пяти кратеров, расположенных случайным образом, и многие ученые предполагают, что в далекие времена эти кратеры были отделены друг от друга проливами. Последующие извержения и лава, вытекающая из самого большого, привели к тому, что они соединились в одно единое целое. В общем, по некоторым расчетам на архипелаге более двух тысяч вулканов, а два достигают высоты в тысячу пятьсот метров.
Последнее значимое извержение произошло на Фернандине в 1895 году, но рассказывают, что во время Второй Мировой войны на Исабеле проснулся вулкан и извергался особенно яростно. С ближайшей военной базы Сеймур, построенной американцами в тот период, когда они вели боевые действия протии Японии, был послан самолет с целью осмотреть кратер, но, приблизившись слишком близко, он рухнул в кипящую лаву. Когда, спустя несколько месяцев, все закончилось и удалось спуститься в кратер, то там нашли лишь искореженные куски металла и ни следа от одиннадцати несчастных, составлявших экипаж.