Я опять дернулась, ощутив прикосновение через тонкое кружево белья, а уж когда мужчина окончательно разошелся и, задрав юбку, потянул за резинку вниз, игнорировать его стало совсем невозможно.
— Дан! — Я села, оправляя одежду, и негодующе уставилась на Блака. Но, конечно, ни малейшего проблеска раскаяния в глазах не увидела.
— Ничего не могу с собой поделать, уж очень соблазнительный вид. Иди сюда. — Он с улыбкой потянул меня за талию к себе. Вялая борьба, кажется, доставляла мужчине особое удовольствие.
— Дан, ну… Ну не в машине же! — обреченно воззвала я, понимая, что воля к сопротивлению уже на исходе. Потому что мне эта шуточная возня и настойчивость тоже нравились, и тело вполне явственно отзывалось на прикосновения и намеки.
Правда, столкновение головы с потолочным светильником заметно поубавило игривости.
— Ой! — воскликнула я и, зашипев от боли, втянула голову.
— Да, в машине, определенно, тесновато, — вздохнул Адриан и прекратил тянуть, но обхватил ладонью мой затылок и пригнул голову, чтобы взглянуть на место удара, слегка погладил большим пальцем. — Больно?
— Терпимо, — проворчала я и уже сама перебралась к нему на колени. Сидеть, конечно, было неудобно, но пострадать совсем ни за что — совсем обидно.
— А не надо было упираться! — Некромант пригнул мою голову к плечу и поцеловал в макушку. — Романтический момент упущен, а жаль.
Поцелуй в утешение, конечно, случился, но вышел он коротким: я долго не вытерпела сидеть в такой неудобной позе — боком, ногами на соседнем сиденье, а главное, в бедро очень больно упирался руль. И через несколько минут мы уже продолжили путь, а у меня на коленях лежало пять почти одинаковых красных папок, отличавшихся толщиной и оттенком.
Повезло на второй. После статьи начала года о какой-то очень важной конференции анестезиологов, занявшей три листа газеты «Медицинский вестник», в моих руках оказалась толстая и очень потрепанная тетрадь, содержавшая, судя по всему, результаты какого-то медицинского исследования. Несмотря на удивительно разборчивый, даже каллиграфический почерк Кущина, вникнуть я не пыталась. Имен там не было, пациенты шли по порядку по номерам, начиная аж с двести сорок второго, дальше указывался возраст в годах и предварительный диагноз, который кое-где занимал несколько строчек, а следом — куча непонятных неспециалисту слов и цифр. Догадаться, что это результаты неких анализов, моей фантазии хватило, а вот о чем они — не очень.
Истории болезни были разными. Некоторые занимали пару страничек, некоторые — пару десятков. Одни заканчивались оптимистичным «устойчивая ремиссия, продолжить наблюдение», другие — сухим «умер» и подробным пересказом заключения патологоанатома, третьи — малопонятными лечебными рекомендациями и разными по оптимистичности прогнозами.
О последнем пациенте информации было совсем немного, видимо, Кущин не успел взяться за него всерьез, а вот предпоследний сразу заинтересовал и заставил подобраться.
Пациент номер двести восемьдесят девять сорока трех лет от роду, диагноз — пресловутая инкопотензия «поздней клинической манифестации». Записей было немного, чуть больше полутора страниц, а вердикт — неутешительные три года при выполнении поддерживающего лечения.
Жутко все-таки, не дай творец такую судьбу! Медленно угасать, точно зная, что ничто не поможет…
Впрочем, с этим пациентом все вышло иначе, судя по кривоватой нервной приписке поверх: «Полное исцеление?! Невозможно!»
— Дан, а кому из подозреваемых сейчас шестьдесят четыре? — спросила я, разглядывая страницу.
— Не помню, — отозвался Блак. — И Тургу, и Донту что-то около того, в деле должны быть все цифры. Что ты там нашла?
— Судя по всему, незадолго до трагедии у Кущина был пациент с той самой инкопотензией. Прогноз неутешительный — три года при наилучшем стечении обстоятельств, однако есть пометка, что пациент полностью исцелился. Причем явно гораздо более поздняя. Бумага вон какая желтая, потертая, выгоревшая, да и чернила в остальных местах вроде бы слегка выцветшие, хотя, конечно, нужна экспертиза. А вот тут поверх приписка другим цветом. Помнишь, нам в институте…
— Ты о том счастливчике, которому ошибочно поставили этот диагноз, а потом списали все на каких-то паразитов, передохших самостоятельно? — подхватил Адриан. — Помню. Думаешь, это тот же самый? Логично, вряд ли таких появилось несколько одновременно. И диагноз у него все-таки был верный, судя по тому, что его подтвердил лучший специалист своего времени…
— И что это значит?
— Да как будто само по себе и ничего, — медленно проговорил некромант, не отрывая взгляда от дороги. — Ну выздоровел, случилось чудо, Творец вмешался — сама знаешь, и не такое бывает. Но при прочих вводных… Вист-то уцепился именно за эту болезнь!
— Мне непонятно, как он понял, где надо искать и что именно? — нахмурилась я. — Ну смотри, он ведь считал старика психом. Изменить мнение, просто прочитав вот это? — Я выразительно взмахнула тетрадью. — По-моему, он бы открыл и закрыл эти папки не читая. Ну глупо же пытаться разобраться в бреде старика с диагнозом!
— Мы не можем поручиться, что из вещей Виста ничего не пропало, — возразил Блак. — Это сомнительно, потому что незаметно забрать их из купе и не наследить было практически невозможно, но вероятность существует. А еще неясно, о чем именно они говорили в ту единственную встречу, — напомнил он, бросив на меня задумчивый взгляд. — Да, редактор сказал — чушь, и Вист наверняка тогда посчитал это чушью. Но вдруг Кущин рассказал нечто такое, на что Вист после его смерти взглянул под другим углом? Например, назвал имя этого пациента, рассказал его историю, сообщил, где и как увидел его и сделал эту новую запись. И это открытие вполне тянет на обнаружение главы секты, о котором он говорил горе-колдуну.
— Звучит убедительно, — согласилась я.
— Дальше. Я почти уверен, что убийца встретился с Вистом в Фонте. Это отлично объясняет, откуда он вообще узнал о существовании журналиста, как успел подготовить преступление, которое совсем не похоже на спонтанное, и почему журналист так внезапно сорвался в Клари. Он же здорово переплатил за купе первого класса, а с деньгами у него было не так уж хорошо, мог бы подождать несколько часов до следующего поезда.
— Полагаешь, они поехали вместе?
— Скорее всего. Вист был весьма охоч до легких денег и не брезговал шантажом, а шантажисты редко хорошо заканчивают. Думаю, он вполне мог купиться на щедрые посулы своего будущего убийцы. Ну, скажем, журналист получает крупную сумму и оставляет эту историю в покое, или как-нибудь приукрашивает ее, или хотя бы опускает биографические подробности. А деньги дома, в Клари, убийца не доверяет банкам. И Вист радостно бежит покупать единственный дорогущий билет, а его новый друг готовит убийство. Непонятно, как вышло, что у него под рукой оказался пожиратель и ничего больше подходящего, но… Всякое случается.
— Тогда остается самый главный вопрос: что же такого в этом чудесном исцелении, если ради своей тайны он готов убивать? Ну не секта же, в самом деле!