Талисман Шлимана - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Озерцова cтр.№ 34

– Неужели отмеряет господь милосердие, как скупец монеты. И нет у него для нас счастья.

– Так, – согласно подтвердил Вавила. – Так только Евагрий или владыка Феодор думают, как послушаешь их, так это они по себе о Вышнем судят. А я верю, что всё по-другому. Помните, как у того монаха, что свои слезы молитвенные собирал в сосуд, а как умер, то ангел подобрал, что, не заметив, он мимо пролил, они-то его и спасли.

– Господь в малых сих открывает истину свою, – заметил гусляр, – слушайте, я пил премного, и любил немало. Но Богу я молился каждый час, чтоб дал он мне беззлобие. И будем верить, умирая, что дастся нам немного рая.

– Кто же измерит милосердие божие, – задумчиво произнес мастер. – 0н на кресте за распинавших его молился, а мы друг другу слова единого простить не можем, так неужто он нам не простит лишнюю чашу и песню. Может, она-то ему и милее всего, через нее мы красу божьего мира видим. Отроки, как вы думаете? »

После этих новелл в средневековом стиле и должно было появится что-то о любви,, подумал Глеб.Вот и комментарии Вадима.В этом отрывке все вспоминают историю любви погибшего княжича Изяслава и появляется Даниил Заточник, прославляющий словесное искусство.

«– И о чем же те песни?

– Поют там трубадуры о чудесном колдовском напитке. Будто от него и возникла та великая и бессмертная любовь, какой любили друг друга несчастный Тристан и прекрасная Изольда. А когда они умерли, похоронили их в разных гробницах, и выросли два чудных дерева и переплелись ветвями вместе. Так пели, как я слышал, перед прекрасной Алиенорой, королевой английской.

– Но и у нас есть чудные жены. Ты не видел нашу Любаву, какой она раньше была. Что перед ней твоя Изольда, что королева.

– Что правда, то правда, Гильом, – Местята с чашей в руках подошел, и, качаясь, сел на лавку рядом с Гильомом. – Хорошо ты сказал про ту Изольду. Но у нас тут тоже такое творилось, и не в сказках, а вот тут, на грешной земле, – он отхлебнул меду. – Не поставишь ли ты мне еще чащу, больно в горле сухо.

Гильом пододвинул ему свою:

– Возьми эту, не привык я к вашему меду, в голове уже шумит, и как-то дивно.

– А, знать, и пить-то ты еще не умеешь. И на жен глядишь, как на какое диво. Ну, будто бы князь тогда на Любаву, –

– Дивно мне все, что слышу и вижу у вас. Будто колдовство какое.

– Ну, этого у нас много. Правда, отрок? – спросил Местята у слушавшего его с широко раскрытыми глазами Власа. – Всякое бывало. Когда у Изяслава князя с Любавой то створилось, поговаривали, что был у князя камень, вещий будто, на ожерелье он его носил, от него, мол, и пошло у них так.

– Что за чудные слова ты говоришь, не пойму я. Расскажи то, что знаешь.

Местята задумался. От хмеля воспоминания наплывали на него, как волны на речной песок. Он часто рассказывал, как первый раз князь ее тогда увидел. Но сейчас, глядя на лицо этого отрока, который еще только начинал жить, он почувствовал, что то был его лучший слушатель. В этой многим известной повести он мог увидеть что-то такое, что и самому Местяте неведомо. Гильом смотрел на него, щеки его горели, и его душа жаждала любви.

– Хороша у них была любовь. А было это так.

В младшей дружине княжича Изяслава был отрок, именем Ростислав. Изяслав очень любил его, Ростислав был родом из дальнего села, и его часто тянуло в леса и к реке, особенно по весне. Ростислав и рассказывал потом это за чашей.

Той весной Ростислав пошел как-то с князем ввечеру к реке. И отчего-то странно томно стало Ростиславу, и вдруг решил он отговорить князя идти.

– А не боишься, княже, тут, говорят, все колдуньи?

– Чтобы мне… девок бояться, мне их колдовство давно хотелось увидеть, но пойдем вместе.

Над рекой распустились ивы, и птицы как-то особенно пели.

Князь остановился.

Вдруг раздался тихий всплеск.

– Откуда ты такая?

Она смотрела на него, держась за тонкую ветку ивы, потом вдруг повернулась, поплыла по реке и исчезла. А кругом были леса, полные соловьев. Они обрушивались со всех сторон. Ростислав потом рассказывал, что ему уже тогда почудилось что-то дивное. А глаза у нее… Вспомнилось, слышал, что бывают здесь такие люди, глаза у них прохладные, светлые и тихие. И нельзя понять, что стоит за этим взглядом. С тех пор все и началось. Князь был как шальной. Многие видели, как бродил он по холмам без толку и цели. И она сама потом рассказывала, как они снова встретились на празднике в лесу. Горячий костер пылал. . Она не помнила, кто из них подошел друг к другу. Только когда ее пальцы коснулись его рубахи и он охватил их рукой, все закружилось. Она прижалась щекой к прохладному камню на его груди, и сквозь запах молодых листьев услышала соловьев.

– Может их тогда вправду околдовали? – услышал Гильом голос золотых дел мастера, который тоже слушал Местяту. И вслед за этими словами какой-то ветер ворвался в приоткрытую дверь корчмы.

– Кто знает, – заметил корчмарь. – Всё может быть. Недаром же Ростислав замечал что-то такое.

Вавила насмешливо вставил:

– Не хватало ещё там тайного камня, или иных чудес из сказок.

– А мне порой верится, – задумчиво сказал золотых дел мастер, – во что-то такое. Скорее в камень, вроде того, что мне приносили. А вдруг эти дивности от него и происходят. И на Изяславе князе, сказывают, такой видели. Недаром, может, с Изяславом то створилось. Может он и городок тот построил, чтобы камень свой там спрятать. Вот Гильом рассказывал, что любовь от колдовства, в напитке оно или в камне. Не зря люди думают, что так оно и есть, от волшебства еще и не то бывает. А камень, про который я говорил, может, он,как тот Грааль, чудес в нем не меньше. Поискать бы его. Да рассказывают, уже кое-кто и ищет. Вот бы и тебе, Гильом, пойти за ним, ты тогда соловьев наших услышишь, странников встретишь, да любовь наших девок.

– Что правда, то правда, отрок, – встрял Вавила. – И камни есть, но особо девки. Они все у нас тут колдуньи. Хочешь их любви попробовать? Хороша она.

– Не трожь, Вавила, отрока..

Но у Гильома вдруг блеснули глаза.

– Хочу. Я бы за тем камнем, если от него такое бывает, как за Граалем пошел.

– Вот так-так, – заметил корчмарь, – хорошо же наставляет вас отец Василий.

А отроку почему-то почудилась мокрая, мокрая ива, зелень, обрушившая свои ветви на реку, и соловьи. Не они ли это вправду наколдовали, наморочили.

– А что было потом с ними? – спросил Гильом.

– А потом все, ничего, – со вздохом сказал Местята. -Князь мертв, а она… – Местята грустно покачал головой и замолчал.

– А она? – повторил Гильом. – Она жива?

– Жива, – тоже задумавшись, ответил корчмарь, и также не стал продолжать.

И Гильом вспомнил, как под совсем другими каменными тяжелыми сводами, увешанными коврами, видя в колеблемом свете свечей где-то вдали прекрасное лицо королевы , представлял он эту дивную могилу и два цветущих дерева. Та любовь осталась, переплетаясь ветвями и цветами, в песне. И он слышал, как среди ветвей соловей пел. Любовь неизбывна, нет смерти.