– Где я? – прохрипел мужчина не своим голосом, как только заставил язык шевелиться.
– Ты в больнице, друг, – тут же заглянул ему в лицо Паша. – Здесь помогут. Ты только держись. Ты это… не смей…
– Ма-ша? – позвал Иван сквозь туман, что угрожающе на него надвигался.
– Она скоро приедет, – заверил его Вавилов.
– Хо-ро-шо, – с облегчением выдохнул мужчина и доверился врачам, что явно знали свое дело.
Его провели через семь кругов ада с обследованиями, но боль затихла, задремала свернувшимся в клубочек котенком. Ивана поместили в одноместную вип-палату, где уже суетилась медсестра, что ставила ему капельницу.
Врач и Вавилов зашли с разницей в минуту: друг присел на стул возле стены, чтобы не мешать, а эскулап приготовился озвучить вердикт. Глядя на его серьезное лицо, Давыдову вдруг стало по-настоящему страшно.
Он не готов был умирать. Не сейчас. Не тогда, когда только узнал о сыновьях. Не тогда, когда даже не успел прикоснуться к мечте. Не тогда, когда ничего не исправил и совсем не приблизился к счастью.
– С таким лицом хороших новостей ждать не приходится, – попытался пошутить Иван, но у него плохо получилось.
Давыдов мог сражаться с проблемами, настоящим живым противником на ринге, но как победить невидимого врага, когда от тебя ничего не зависит?
Почему-то в голову к мужчине сразу же закрался самый ужасный сценарий происходящего из всех возможных.
«Почти десять лет жизни своих пацанов упустил, и шанса наверстать не будет…» – напевал ему внутренний голос.
– Так у меня для вас, Иван Александрович, хороших новостей и нет, – хмуро выдал седовласый мужчина – его лечащий врач.
У Давыдова все обмерло внутри. Неужели его интуиция не ошиблась и это начало конца?
Вавилов нахмурился.
– У него что-то серьезное? Какие результаты анализов? Это лечится? – друг вместо Ивана засыпал доктора вопросами. Давыдов был ему благодарен, потому как у самого язык онемел.
– Конечно, серьезное! В тридцать довести здоровый организм до язвы! Серьезнее не бывает, – возмущенно всплеснул руками мужчина. – Наплевательское отношение к собственному здоровью, Иван Александрович, не продлевает вам жизнь.
«Язва? – подумал он. – Всего-то язва?»
По сравнению с ожидаемой онкологией или инфарктом этот диагноз показался ему сущим пустяком.
– Форма подачи новостей от вас тоже, – ответил Давыдов.
– Шокотерапия в вашем случае пойдет только на пользу, – заметил врач. – Возможно, в следующий раз задумаетесь прежде, чем накачиваться кофеином под завязку на голодный желудок.
– Еще чуть-чуть, и пришлось бы вместе с язвой лечить инфаркт… – заметил пациент.
– Вы в хороших руках, Иван Александрович. Поверьте, я справлюсь с любой задачей. Хотите проверить мою квалификацию в разных отраслях?
Доктор явно над ним издевался и, похоже, даже получал удовольствие от их словесной пикировки.
– Что-то мне подсказывает, Дмитрий Сергеевич, – Иван прочитал его имя на бейджике, – вы не в числе моих поклонников…
– Я вообще бокс не смотрю. Бесполезный вид спорта, а сколько калек после него остается! – Мужчина закатил глаза.
– Меня эти ужасы обошли стороной.
– Зато язва нет, – поджал губы врач. – Приступ удалось купировать, но если вы будете и дальше так относиться к собственному желудку, то операция не за горами. К тому же исход ее я предрекать не возьмусь, могут быть осложнения.
– Но у меня же в груди болело. – Для наглядности Иван потер именно то местечко, где еще недавно все горело от боли, лишившей его сознания. – Там точно язва? Вы хорошо посмотрели?
– Боли при язве с иррадиацией в грудь не такое частое явление, поэтому приступ нередко путают с сердечными болезнями.
– Вот!
– Сомневаетесь в моем профессионализме? – хмыкнул Дмитрий Сергеевич. – Такую красоту, как у вас, сложно было не заметить. Ошибка исключена.
– Значит, сейчас ничего смертельного нет? – подал голос Вавилов.
– Сейчас нет, но в будущем…
После такого ответа Давыдов незаметно выдохнул с облегчением. Ему даже себе оказалось сложно признаться в страхе, не то что открыто признать слабость.
Мужчины ведь не сделаны из железа, но они упорно пытаются доказать всем обратное.
– О нем я подумаю позже, – решительно заявил Иван и попытался встать, только вот мир почему-то покачнулся.
– И как далеко вы собрались, господин боксер? – насмешливо уточнил врач.
– Домой.
– Боюсь, что вынужден вас расстроить. Сейчас домой никак не получится.
– Это почему еще? – нахмурился Давыдов, пытаясь настроить фокус зрения, который с каждой минутой все сильнее расплывался. И голова становилась тяжелее обычного. – Давайте ваши бумажки, я подпишу отказ от госпитализации.
– Потому что в капельницу вам было добавлено снотворное, – пожал плечами Дмитрий Сергеевич. – Знаю я этих бизнесменов и спортсменов, которые норовят сбежать из больницы едва ли не с операционного стола. Отлежитесь сутки, отоспитесь, а мы понаблюдаем за вашим состоянием, подлечим. Тогда и поговорим о выписке.
– Я не хочу спать! – возмутился Иван. – И не давал разрешения на вашу самодеятельность.
– Если она поможет организму моего пациента отдохнуть и набраться сил, то его согласие не имеет большого значения. – Врач был строг, решителен и явно сам себе на уме. То ли светило медицины, то ли бунтарь системы, Давыдов так сразу не смог понять. Да и не до этого ему было. – А ваш организм не просто просит отдыха, он о нем уже умоляет. Так что приятных снов, Иван Александрович. Ни о чем не беспокойтесь, в нашей клинике о вас позаботятся.
С этими словами врач покинул палату.
– Паша… – пробормотал Давыдов, едва справляясь с заданием держать глаза открытыми. Усталость и сонливость накатили как-то разом и с такой силой, что бороться получалось только на чистом упрямстве.
– Я здесь, друг, – тут же подскочил к нему Вавилов. – С тобой все будет в порядке. Хорошо, что так обошлось, с язвой шутки плохи.
– Ма-ша…
– Она скоро будет здесь, – кивнул Павел, вынимая из кармана мобильный, который как раз надрывался вибрацией. Звонила Маша. – Если бы я знал, что она твоя, то никогда… Ты же знаешь, женщина друга для меня не женщина. Вань?
Давыдов почти провалился в забытье.
– Не. Говори. Ей, – прошептал, едва ворочая языком.
– Что не говорить? – Вавилов не сразу уловил суть просьбы.
– Язва. Не. Говори, – прикрыл глаза Иван. – Только. Не. Жалость. Не. Смогу. Обещай мне…
– Я думаю, Маша вправе знать, что с тобой произошло, – нахмурился Павел. – Ты не думаешь, что она будет волноваться? По меньшей мере это некрасиво – держать ее в неведении, а по большей…