– Как, ты что? – обалдела Наташа. – И все это время он был там, внизу?
Людка пожала плечом.
– А что тут такого? Такая работа, подумаешь! Ты что, его пожалела?
Наташа досадливо махнула рукой.
– Что с тебя взять! Тоже мне, барыня!
Чертыхаясь, Людка натягивала шубу и сапоги и пыталась накрасить губы. Красная помада расползлась по щеке и подбородку.
– Клоун, да? – усмехнулась она. – Петрушка на ярмарке.
Зрелище и вправду было жалкое – растекшаяся тушь, размазанная помада, всклоченные волосы, неустойчивая походка. Словом, славно девочки погуляли.
У двери Людка клюнула Наташу в щеку.
– Ну что, простила? Больше не злишься? Не злись, Натка! Кроме тебя, у меня… никого. – Медленно, держась за перила, пошатываясь и чертыхаясь, Людка спустилась по лестнице. – Дошла! – крикнула она. – Все в порядке!
Наташа выглянула в окно – перед подъездом стояла темная, поблескивающая под фонарем машина. Людка забралась на переднее сиденье, и машина выехала из двора.
Захныкал Сашенька, и Наташа подбежала к сыну.
«Спать, спать, спать! Боже, зачем я столько выпила, – подумала она. – И вообще, зачем мне все это?»
Людка возникала нечасто, и это спасало, но по приезде обязательно начинался выпивон, а затем и пьяные рыдания. Мудовьи, как говорила сама Людка. Плач по убитым годам, уходящей молодости, надоевшим любовникам.
– Тебе-то свезло, всю жизнь любишь своего армянина!
– Аварца, Людка. Пора бы запомнить, – смеялась Наташа.
Впрочем, спорить с Людкой дело безнадежное и глупое.
Выпив, она принималась рыдать о сделанных абортах, а чуть протрезвев, говорила, что дети – сплошные слезы.
– Еще увидишь. Крутишься вокруг своего, а в пятнадцать пошлет тебя к черту, вот и наплачешься.
И все равно ее было жалко. Дуреха. Пускает свою жизнь по ветру, тратит на кабаки, мужиков, тряпки и бриллианты. А в душе баба несчастная и одинокая. Но недобрая, да. Впрочем, Людка всегда была злой.
То ли дело Ниночка – вот, кстати, пример для сравнения! Тоже не замужем, детей нет, а совершенно другой человек. К Сашеньке со всем сердцем, придет – зацелует, задушит в объятиях. Подарков принесет, потетешкается, поиграет.
Усталая, замученная работой и диссером, измученная тяжелым романом, а все равно она добрый, светлый человек, ни капли зависти или злобы.
Между тем жизнь текла своим чередом. Когда Сашеньке исполнилось три года, Наташа пошла в училище на парикмахера. Уговорила все та же Ниночка.
– У тебя, Наташка, легкая рука и хороший вкус. И вообще ты способная – и шьешь, и вяжешь, руки золотые. Значит, и мастер из тебя выйдет классный.
Два года училась и работала в родном гастрономе – жить-то на что-то надо. До шести Саша в садике, учеба днем, гастроном вечером, сынок сидит себе, книжки листает или рисует, маму не отвлекает.
Летом ездили к своим, в Труфановку.
Тетки Марины и бабы Насти уже не было, Ростик вытянулся, возмужал, говорил срывающимся юношеским баском, трогал мягкий пух над губой и, кажется, страшно им гордился. Племянница Светка росла красавицей – Петькины синие глаза, Танькины светлые волосы. Не девочка – золото, мамина помощница!
Наблюдая за сестрой, Наташа радовалась – хоть у Таньки все хорошо: дома порядок, и любовь, и согласие. С таким мужем сам черт не страшен! Уезжала из Труфановки не только с гостинцами, но и с радостным сердцем.
На работу устроилась в парикмахерскую возле дома – счастье. Дороги всего пять минут, за продуктами ходила в родной гастроном – вон он, за углом!
Мастеров было четверо: пожилая, одышливая Инга Семеновна, мастер никудышный, но со своей клиентурой, Аня Морозова, лет сорока, колкая на язык, но парикмахер от бога, к ней всегда стояла очередь, и Лена Саяпина, тихая, молчаливая. Потом Наташа поняла – бедная Лена заика. Хорошенькая, как куколка, стройная, длинноногая, талия в обхват руки, а с таким дефектом.
И заведующий парикмахерской Владимир Ильич. Конечно, по кличке Ленин.
Вскоре Наташа узнала: полная, болезненная Инга – бывшая любовница Ильича. Давнишняя, сто лет назад, с молодости.
– Почему не поженились? – сузив глаза, переспросила вредная Анька. – А у Ленина уже была жена. С Ингой так, путались! А распутались, когда жена до горкома дошла. Но выгнать он Ингу не смог, пожалел, потому что от переживаний она стала болеть. В общем, жене сказал твердо, хоть и боялся ее до синих чертей, мол, Ингу не уволю, такое мое условие! А будешь лезть – уйду, не сомневайся!
С того дня Наташа Ленина зауважала – мужик. Он был невредным, этот Ильич – в личные дела не лез, козней не строил, материала давал, сколько надо, премии выписывал, не зажимал. Не начальник – золото, повезло. Но самое главное – Ленин разрешал приводить на работу детей. Прибегала после школы Анина Тома, а Наташа приводила из сада Сашеньку – куда его деть, если она в вечернюю смену? И дети спокойно сидели у Ильича в кабинете. Тома делала уроки, Сашенька читал или рисовал.
Первыми Наташиными клиентами были Надежда Сергеевна и Ниночка.
Пришли, чтобы ее поддержать.
У Наташи тряслись руки – еще бы, такая ответственность! Но, кажется, все получилось нормально, подруга осталась довольна.
Вскоре у Наташи появились постоянные клиенты. Сначала страшно смущалась брать чаевые, но потом привыкла – что поделать, такая профессия, такие негласные правила. Да и что плохого в том, что люди хотят отблагодарить?
Через два года Лена Саяпина вышла замуж за глухонемого.
– Лучший вариант, – недобро пошутила Анька. – Разговоры разговаривать не надо, молчи себе в тряпочку.
Тут даже Инга не выдержала, хотя с Анькой не связывалась.
Упрекнула Морозову в злобе и ненависти ко всему живому.
– А если у них любовь? – тихо сказала Наташа. – Или так не бывает?
Анька расхохоталась:
– Бывает, конечно, бывает! Вот у тебя, Репкина, например! Была, верно? И где она, не скажешь? Молчишь? Все еще любишь его? Вижу, что любишь, что не забыла. И никого у тебя, Репкина, нет – ни-ко-го! Даже интересно – почему? Потому что того не забыла? Теряюсь в догадках. Баба ты симпатичная, квартирка имеется, зарабатываешь неплохо, а мужика нет. Может, с тобой, Репкина, что-то не так? А у вас, Инга Семеновна, если не ошибаюсь, тоже была любовь? Крепкая и настоящая? Правда, оставили вас, так сказать, бросили. И ребеночка вы не родили. Не дозволили вам ребеночка, верно? И у меня, девочки, тоже была. Да какая! И чем дело кончилось? А дело кончилось тем, что мой благоверный, любимый и самый прекрасный, сошелся с моей лучшей подругой! Квартиру разменял – так мы с Томкой оказались в коммуналке. Алименты платит копеечные. С дочкой не видится. Шесть лет как не видится! Первые пять моя дурочка плакала, уж очень папку любила! Вот вам и вывод – глупости все это, ваши любови, сплошной обман. Так, сказочки для малолеток. А конец все равно известен. Но за нашу Ленку я рада. Нет, правда, рада! Научится немому языку, будут пальцы растопыривать. И все, красота. Вот вам и выход!