Париж слезам не верит - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 56

– Уезжайте отсюда как можно скорее, – жестко сказал гостю полковник. – Официальное поручение вы выполнили. Причин задерживаться нет. Как говорят дома, скатертью дорожка.

– Вы уже называете Россию домом? – криво ухмыльнулся Вигель. – Видит Бог, здесь, на родине, вы могли бы вернуть свое состояние. Что вас ждет в Петербурге? Нищенское жалованье? Богатая невеста, прихоти которой придется исполнять всю жизнь? Вы сделали большую ошибку, граф де Мюзе.

«Я знаю», – мысленно отозвался Алекс. Но не проронил ни звука и указал чиновнику на дверь.

Париж

И все же Вигель нашел того, кого искал. На службу из отпуска вернулся адъютант Воронцова – молодой полковник Александр Раевский, сын всеми любимого и уважаемого генерала Николая Николаевича. Они встретились случайно, уже в Париже, куда взбешенный советник вернулся из Мобежа не солоно хлебавши. Ему удалось собрать кое-какие жалобы от местных жителей – весьма жиденькие. Однако Филипп Филиппович понимал, что этого мало. Необходимы были свидетельства близких к командующему лиц. Например, адъютантов. Из них, по слухам, с Михаил Семеновичем не слишком ладил только наследник бородинского героя.

Молодого Раевского чиновник увидел в кафе «Клозери», где предпочитали обедать русские офицеры. Бросив быстрый взгляд на красивого полковника, брезгливо вытиравшего пальцы белой салфеткой, Вигель заметил про себя, что бывать здесь, для него, пожалуй, дороговато. Об этом свидетельствовала аккуратная манера во время еды подтягивать рукава мундира повыше, чтобы, в крайнем случае, запачкать манжеты рубашки, но не золотое шитье на клапанах.

Внимательный к мелочам, Филипп Филиппович слыл знатоком человеческих душ. Сейчас он с удовольствием разглядывал незнакомца в темно-зеленом мундире с золотым жгутом на правом плече. Рядом с ним на стуле лежала шляпа с черным султаном. Казалось, Раевский занял место для кого-то, но неведомый товарищ никак не приходил. Судя по тому, что посетитель заказал и уже съел обед, не смущаясь отсутствием второго – он никого не ждал, а лишь охранял пространство вокруг себя, не желая делить его абы с кем. Вигель оценил этого человека как скрытного и самолюбивого – считающего себя гораздо лучше тех условий, в которых ему приходится существовать.

– Разрешите? – Филипп Филиппович подошел к столу Александра.

Тот вопросительно поднял бровь, что должно было означать: «На своем месте вам, сударь, разве не сиделось?» – но не проронил ни слова.

Вигель был не из тех, кого смущает молчание. Он просто переложил шляпу полковника и уселся рядом. От такой наглости у Раевского широко открылись глаза, но он быстро взял себя в руки и обозначил свое отношение к навязчивому штатскому лишь кривой улыбкой.

– Я хорошо знаю вашего батюшку, – нимало не беспокоясь явной ложью, начал советник, – оттого и позволил себе потревожить вас, Александр Николаевич.

Молодой человек едва приметно зевнул. Было видно, что ссылка на отца его мало вдохновляет.

– Мое имя Вигель. Филипп Филиппович. Надворный советник. – Вторая ложь тоже далась чиновнику легко. Он перескочил через целый класс в Табели о рангах, но это лишь повышало его вес в собственных глазах.

– Что мне за дело до вашего имени и чина? – лениво осведомился Раевский. – А также до того, что вы друг моего батюшки?

– Я не осмелился бы назвать себя другом столь знаменитого героя… – поспешил поправиться Вигель.

– Героя? – протянул молодой полковник. – Теперь много героев. Все лгут о своих подвигах. О нашей семье, например, говорят, будто мой отец вывел нас с братом еще детьми на батарею и поставил впереди войск. По моему возрасту, можете судить о вздорности этих слухов. Однако всякий болван, услышав мою фамилию, обязательно вспомнит патриотическую басню про юных корнетов со знаменем в руках! – Красиво очерченные губы Александра искривились. – Мой брат смирился. Я же хочу жить своей жизнью, а не той, которую для меня придумывают, прославляя отца.

Эта неожиданная, ничем не вызванная тирада удивила Вигеля. Молодой Раевский оказался человеком желчным. Кажется, обиженным на весь свет.

– Героев нынче и правда много, – осторожно начал Вигель. – Взять хотя бы вашего начальника – графа Воронцова. – Филипп Филиппович чувствовал, что идет по трясине без слеги и всякую минуту может провалиться. По скептическому смешку собеседника, послышавшемуся при имени командующего, советник понял, что движется в правильном направлении. – Кто бы мог подумать, что еще вчера никому не известный дивизионный генерал станет управлять оккупационным корпусом? У него ведь нет для этого нужного опыта…

– Я вам больше скажу, – с досадой бросил Раевский. – У него для этого нет никаких способностей. И если бы не штабные, в первую очередь, Фабр, преданный пес, плохи были бы наши дела при таком командире.

– А нынче они хороши? – подзадорил собеседника Вигель.

– Где там! – Александр махнул рукой. – Граф только и знает что красоваться. Избаловал солдат. Чуть что – они к нему с жалобой. Офицерам уже нельзя как следует наказать нарушителей. Пощечина ротному считается за рукоприкладство. Но эти скоты без зуботычины не разумеют. Поверьте, я имею самые либеральные воззрения. Однако простонародье распускать нельзя. В противном случае они разнесут не только монархию, но и республику. Что мы видели во Франции? Диктатура Бонапарта – всего лишь ответ на якобинскую анархию…

Было заметно, что политические вопросы живо волнуют молодого полковника. Но Вигель постарался вернуть его к сущности разговора.

– Так что же, по-вашему, граф поощряет анархию?

– Вестимо, – кивнул Раевский, со вздохом отвлекаясь от любимой темы. Но ругать командующего ему, как видно, тоже нравилось, и он продолжал: – При выводе войск, вот увидите, дезертирство будет поголовное. Когда выходила армия, сбежало шесть тысяч. Барклай еще тогда сказал государю, что, оставляя во Франции корпус, тот теряет еще тридцать. Все так и есть. Граф поощрял подчиненных к знакомству со здешними обычаями. Полагаете, в коня корм? Все, что они поняли – надо давать деру.

– Но сейчас в корпусе нет дезертирства, – осторожно возразил Вигель.

– Пока стоим. А как двинемся в обратный путь, нет надежды довести и половину. Офицеры с солдатами на «вы», те все газеты читают. Иные и на иностранных языках. Что им, скажите на милость, делать дома? Добро бы он корпус в Англию выводил. Граф – человек понятий иностранных. Жил в Лондоне. Кой черт занес его в наши гребеня? Ему льстят в глаза, от этой лести он ничего вокруг себя не видит и считает, что происходит только то, что ему угодно. На самом деле положение корпуса ужасно. Эти солдаты ни воевать, ни даже на парады ходить не способны – обленились и развращены светским с ними обхождением. Если бы граф к собственным адъютантам проявлял половину того уважения, которое имеет к рядовым…

Александр осекся, решив, что касаться личного не стоит.

– В Петербурге о его сиятельстве государь совсем иного мнения, – подцепил собеседника Вигель. – Все хором иностранный корпус хвалят. Известно каждому, что в четырнадцатом году его величество спрашивал у графа Аракчеева, кто бы мог после войны занять пост военного министра. И тот указал на двух генералов – молодых, украшенных победами и любимых в армии – на Ермолова и Воронцова. Каждый хорош в своем роде, но Ермолов уже отъехал на Кавказ и там весьма уместен. Так что у нас судят, будто по выводе корпуса быть вашему начальнику новым министром. Государь, правда, пока колеблется…