– Пожалуйста, – повторил он и поднял ко мне глаза,
блестящие от слез, но злые. – Ты говоришь "пожалуйста". В чем
здесь подвох?
– Я говорю "пожалуйста", чтобы ты знал, что
это не приказ. Я прошу поцеловать меня, потому что хочу, чтобы ты меня
поцеловал, но только если и ты этого хочешь.
Он оглянулся на остальных мужчин:
– Она понимает, что это для нас значит, когда нас
просят?
Большинство присутствующих кивнули.
– Понимает, – сказал Дойл.
– Потому она это и говорит, – добавил
Никка. – Она чувствует, что нам нужно.
Адайр опять посмотрел на меня.
– Чего ты от меня хочешь?
– Только то, что ты хочешь дать.
Он потянулся ко мне, всхлипнув, но стоило нашим губам
соприкоснуться, и всю неуверенность будто рукой сняло. Его губы мяли мне рот,
пальцы впивались в предплечья. Он забрался на постель и заставил меня лечь на
спину, лег на меня сверху и обнаружил, как и большинство стражей, что он для
меня слишком высок. Тело его потяжелело от желания.
Адайр нависал надо мной, прикладывая массу усилий, чтобы
нигде меня не коснуться. Я вспомнила, что вчера, когда мы встретились впервые,
его магия ответила моей. Что даже от относительной близости, когда я была
полностью одета, его и моя магия содрогнулись одновременно. Сейчас же он словно
был куском льда. Нет, руки у него были теплыми, и сам он был не менее жив, чем
любой мужчина, но его магия будто была спрятана за семью замками.
Я обвела его взглядом, всю его кожу цвета солнца,
пробивающегося сквозь листву, – того чудесного золотистого оттенка, какого
людям не добиться никаким загаром. Поцелованный солнцем – так это зовется у
сидхе, и так оно и есть. Взгляд вернулся к лицу, к тройным краскам его глаз.
Внутреннее кольцо из расплавленного золота, потом круг бледно-желтого
солнечного света и последний, самый широкий, – оранжево-красный, как
лепестки настурции. Каштановые волосы были острижены так коротко, что лицо его
казалось более обнаженным, чем тело, словно вместе с волосами королева отняла у
него нечто более существенное.
Глядя ему в глаза, я спросила:
– Ты закрываешь от меня свою магию. Почему?
– Мы едва коснулись друг друга, и вода снова наполнила
исцеляющий источник. Что случится, если мы позволим себе большее?
Я смотрела в его лицо, в его глаза и видела... страх. Не
трусость, но боязнь неизвестности и еще что-то. Страх того рода, какой
испытываешь, находясь на гребне волны, – страх, смешанный с восторгом. Ты
хочешь броситься вниз вместе с ней, хочешь отдаться на ее волю, но искушение не
уничтожает страх. Уменьшает, может быть, но не избавляет от него совсем.
– Не хотелось бы заострять на этом внимание, – сказал
Рис, – но королева может прислать вызов в любой момент.
– Не раньше, чем она покончит с лордом
Гвеннином, – заметил Холод.
Мы обернулись к нему.
– Я встретил одну из служанок королевы по пути из
кухни. Королева и Иезекииль проявили к Гвеннину особое внимание.
– Бедный мерзавец, – вздохнул Рис.
Даже помня, что именно он наложил заклинание на меня и
Бидди, воспользовавшись долей смертной крови, текущей в наших жилах, я не могла
не согласиться с Рисом. Одно дело – обычная пытка, другое – забавы королевы, а
получить максимум внимания и от королевы, и от ее личного палача – это выводило
боль на совершенно новый уровень. На такой, о котором я и думать не хотела.
– Но вы получаете в результате немного больше
времени, – продолжил Холод, – вот что я хотел сказать.
Я взглянула на Адайра:
– Опусти свои щиты, лорд дубравы. Дай своей магии
воззвать к моей, и пусть свет и тени запляшут по стенам.
Что-то похожее на боль мелькнуло в его глазах. Он прошептал
так тихо, что, думаю, его не расслышал никто, кроме меня:
– Я боюсь.
Я не спросила, чего он боится, чтобы не дать другим мужчинам
понять его слова, ведь он этого явно не хотел.
– Поцелуй меня, Адайр, просто поцелуй.
– С тобой это не будет просто поцелуем, –
прошептал он. Я улыбнулась.
– Хочешь, чтобы я предложила это Иви или Готорну? Он
опустил голову, едва не коснувшись макушкой моей груди.
– Нет! – почти выкрикнул он и поднял на меня
глаза, и в этих глазах светились решительность, злость, гордость – все, что
обычно в них было. – Нет, – повторил он – и снял щиты.
Глава 38
Его магия дрожала надо мной, трепетала над моей обнаженной
плотью. Я содрогалась от малейшего прикосновения его силы, а ведь она еще и не
проявилась толком – он всего лишь перестал ее экранировать. Я едва сумела
выговорить:
– Почему я так странно реагирую на твою магию?
Он держался надо мной, опираясь на руки и пальцы ног. Ему
пришлось дважды сглотнуть, чтобы суметь выговорить:
– Наша магия сходна.
– Подобное притягивается к подобному, – прошептала
я.
– Я – та сила, что заставляет семя вырываться из его
темницы и тянуться к солнцу.
Он начал опускаться, как в очень замедленном сеансе
отжиманий, будто проталкиваясь сквозь слои энергии, и наши ауры вспыхнули двумя
отдельными огнями. Я видела их в уме – тем зрением, которое никак не связано со
зрительными нервами, зато очень сильно связано со снами и грезами. Он выдохнул
сквозь эту энергию:
– А ты – земля, что принимает семя.
– Нет, – прошептала я, – земля – это Аматеон.
– Он – плуг, а не земля, – возразил Адайр.
Я качнула головой, вздрогнув от нового взвихрения его магии.
Наши ауры, самая внешняя оболочка нашей магии, столкнулись – и две половинки
соединились в целое.
– Аматеон – магия земли, оживляющая семя. Ты –
солнечное тепло, зовущее семя на свет. Аматеон – повелитель неглубокой темноты,
что хранит семя в его темной колыбели, пока ты его не позовешь. – Слова
принадлежали мне, и голос исходил из моих уст, но теперь я умела распознавать
отзвук Богини.
Сила Адайра так полыхнула, что мы оба зажмурились, как будто
воображаемое пламя было самым настоящим. Моя сила вспыхнула в ответ – белое
сияние в дополнение к его золотому жару.
Когда сияние померкло настолько, что снова стало видно лицо
стража, глаза у него целиком светились ярко-желтым, словно магия поглотила
другие цвета. Под его кожей будто зажгли огромную золотую свечу, и свет ее
широкой полосой сиял в середине его тела, оставляя в относительной тени внешние
края.
Моя кожа светилась так, словно во мне взошла полная луна. Но
лунный свет – лишь отражение солнечного. Мое сияние стало ярче, отражая силу
Адайра. Его сила словно питала мою.