Егор усмехнулся:
– Будем считать, что это подарок папе. Твой еще не сконструировали.
– Надеюсь, следующий подарок будет знать, что он мой.
– Я за этим прослежу.
– Леонид на связь еще не вышел? – спросил отец.
Егор пожал плечами:
– А должен? Я уже привык к тому, что он манкирует семейные застолья.
– Сегодня обещал быть, – вставила Ната.
Их обошла компания китайских туристов: все в панамках и с коммуникаторами, из которых раздавались голоса других китайцев.
– Предлагаю, сесть за стол, – сказал отец. – Пока эти фантомы нас не покалечили.
Они сели.
– Как на службе? – спросил отец.
У Егора мелькнула мысль рассказать про найденное на стройке тело женщины, но присутствие сестры остановило.
– Так, – сказал он. – Обычно.
Помолчали. Возникла та самая неприятная, давящая пауза, когда люди понимают, что им не о чем говорить. Егор подумал, что с коллегами на работе ему легче и проще, чем с собственной семьей. Особенно сильно это проявилось после повышения по службе, когда он получил доступ к информации, о которой гражданские знать не должны. Теперь постоянно нужно фильтровать, о чем можно сказать, а о чем – умолчать. Но, с другой стороны, именно осознание того, что благодаря таким, как он, родные могут встречать новый день без страха, наполняло его чувством нужности и незаменимости. И гордостью, что уж скрывать.
– Где мать? – спросил Бестужев-старший.
– Ушла искать вазу и пропала, – ответила Ната.
– Это на нее похоже. Надя! – крикнул он.
– Сейчас! – раздался из глубины квартиры мамин голос. – Ната, помоги мне принести горячее.
Ната неохотно встала из-за стола и, пройдя сквозь компанию пестро разодетых итальянцев, вышла из комнаты.
Егор взглянул на отца:
– Разве кухонного робота еще не починили?
– Старая модель, на такую уже не найти комплектующих.
– Значит, надо нового купить.
– Надо, – кивнул тот. – Но все время какие-то непредвиденные расходы вроде омоложения или замены цвета кожи.
– Ага. Это тоже нужно. Сейчас быть не модифицированным – означает неполноценность. В конце концов, люди должны стремиться к совершенству. Еще в Древней Греции воспевали человека сильного, прекрасного.
Отец поморщился. Видя его невыраженный скептицизм, Егор с непонятным самому себе пылом продолжил:
– А что тут такого? Благодаря работе с ДНК, ученым удалось победить такие заболевания, как рак. Еще сто лет назад, лишившись руки или ноги, человек был вынужден довольствоваться протезами. А сейчас для него выращивают новую конечность. С трансплантацией органов тоже никаких проблем, не нужно годами ждать доноров. Инвалидов почти нет, смертность от болезней вообще прилично сократилась.
– Вот именно, – с улыбкой вставил отец. – Сократилась, но не искоренена. Как прежде, процесс тормозит бюрократическая машина. Модификации все еще остаются дорогостоящим удовольствием, прерогативой состоятельных граждан. Базового пакета «модекс», выданного государством, едва хватит, чтобы новый мизинец себе пришить. А чтобы получить квоту, нужно собрать кипу документов и обойти десятки инстанций. Не потому ли появляется так много шарлатанов и подпольных лабораторий?
– Для борьбы с нелегальщиной существуем мы, – с достоинством парировал Егор.
– Борьба ради борьбы, – пожал плечами отец. – Ну, по крайней мере, ты без работы не останешься.
У Егора зажгло в груди от гнева. Отец как будто насмехался над ним, ставил существование отдела БНМ под сомнение.
– Пока будут ограничения, всегда будут и те, кто пытается их обойти, – невозмутимо продолжал Бестужев-старший. – Я еще помню рассказы твоего деда о временах, когда модификации перешли из области научных экспериментов в общедоступное благо. Тогда всех охватила эйфория: нет старости, нет болезней. По телевизору транслировали мимишные видео о тигрятах и медвежатах которые ковыляли на трех лапах, а теперь весело перепрыгивают через горные ручьи и лазают по деревьям. Дети бегут по траве к матерям.
Перед глазами Егора возникла стройка. Грохочущие самосвалы, ковши бульдозеров, роющие землю там, где когда-то было озеро, где осталось его детство. Он уже не сможет прийти туда со своими будущими детьми, развести на берегу костер и сказать: «А, помнится, мы с твоим дедом тут…» Чувствуя потребность что-то сделать, Егор встал, подошел к стеновой панели и отключил «Умный дом». Исчез величественный Нотр-Дам, площадь, разноголосые туристы. На Бестужевых обрушилась тишина, стены стали безукоризненно белыми, точно они попали в снежную пещеру. Из кухни донесся звон посуды и смех матери.
– Не понимаю, к чему ты ведешь, какую сторону защищаешь, – произнес Егор, возвращаясь за стол к отцу. – Ты сам насквозь модифицирован, в тебя вживлен многолинейник, чтобы ты видел свои проекты и в любое время с тобой могли связаться заказчики…
Бестужев-старший поднял указательный палец:
– Вот оно ключевое: мои модификации нужны. Как и твои. Но вот взять твою мать: ей богу, я себя порой чувствую рядом с ней педофилом. Мне не нужно, чтобы женщина, с которой я прожил всю жизнь и которая родила мне троих детей, выглядела, как школьница. Это противоестественно, понимаешь? – он скомкал накрахмаленную салфетку и с горечью произнес: – Я уже молчу, во что превратил себя твой брат.
– То есть, ты против модификаций? – осторожно спросил Егор.
– Я против усовершенствования, противоречащего здравому смыслу.
Вернулись женщины, принеся с собой суету и болтовню. Конечно же, сразу заметили белые стены, но отец не терпящим противоречий тоном объявил, что сегодня семейному ужину не будут мешать никакие посторонние шумы. Женщины смирились.
– Лёня на связь не выходил? – спросила мама.
Егор хотел вставить, «И не выйдет», но сдержался. Чтобы не провоцировать очередной разбор полетов. Родительская любовь самая слепая, и для мамы Лео всегда будет болезненным мальчиком, у которого более сильный и здоровый Егорка хочет отобрать конфету. Так было в детстве и с годами ничего не изменилось.
– Я сделала запрос, – сказала Ната, показав на включенный коммуникатор. – Надеюсь, на этот раз он выйдет на связь.
Егор не мог точно сказать, что его раздражает сильнее: отсутствие или присутствие брата. С одной стоны, бесило, что Лео даже не особо скрывал, насколько ему стала не нужна семья, пожалуй, он их даже стыдился. Нет, открыто он об этом не говорил, но если появлялась хоть малейшая возможность избежать встречи с родными, он ее использовал. С другой стороны, если в этот раз брат выйдет на связь, Егор знал, что они, так или иначе, поругаются. Его бесило не только каждое слово, сказанное Лео, но даже его молчание – высокомерное, снисходительное. Еще бы, они люди прошлого, оставшиеся на перенаселенной планете с исчерпанными ресурсами. Лео – человек будущего, новый марсианин, высшая каста.