Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера - читать онлайн книгу. Автор: Джесс Хилл cтр.№ 68

На сегодняшний день в DSM так и нет диагноза, который объединял бы весь комплекс симптомов и отклонений в поведении, которые характерны для детей и взрослых, долгое время существовавших в стрессовой ситуации ^[110]. «Основываясь на том, что такие пациенты обычно очень замкнуты, подозрительны или агрессивны, им в настоящее время часто ставят псевдонаучный диагноз – оппозиционно вызывающее расстройство. Его записывают, скажем, если родители жалуются: “Ребенок ненавидит меня всеми фибрами души и не делает ничего, о чем я его прошу”. Также временами в карту записывают нечто вроде: “деструктивное расстройство дисрегуляции настроения”, когда есть жалобы на перепады настроения», – пишет ван дер Колк в своем бестселлере 2013 года «Тело помнит все» (The Body Keeps the Score). Далее он рассуждает о том, что на молодых людей с подобными расстройствами, еще до того как они достигли двадцатилетия, навешивают массу впечатляюще звучащих, но бессмысленных ярлыков. Что до лечения, то в ход идет, как правило, то, что модно в конкретный момент, – разрекламированные препараты, коррекция поведения, экспозиционная терапия и так далее. «Все это редко работает, – подытоживает ван дер Колк, – а часто даже усугубляет ситуацию». [32]

Когда люди, страдающие комплексным ПТСР, наконец получат правильный диагноз, их жизнь резко поменяется. Они поймут, что о них знают, их замечают. «Я испытала огромное облегчение, когда получила такое медицинское заключение», – говорит Анна. После этого она периодически в течение трех лет получала специальную терапию. Хотя всем нужно понимать, что бороться с некоторыми симптомами данного расстройства можно всю жизнь.

«Комплексное ПТСР не дает человеку строить нормальные эмоциональные связи. Когда я нахожусь с кем-то во взаимоотношениях, я все время жду предательства, потому что родители, которых я любила больше всего на свете, постоянно подводили меня, – продолжает Анна. – При этом теряется не только доверие к старшим и к самому себе, но и ко всей вселенной. Это особенность моего внутреннего мира, и невозможно в одночасье изменить его. Но можно работать над его коррекцией».

Диагноз, о котором здесь идет речь, действительно не является расстройством в классическом смысле слова. Можно назвать его самоидентификацией, выстроенной на защите и инстинкте самосохранения. Это гениальная система адаптации, позволяющая ребенку выживать в условиях физической и психологической угрозы. Вся проблема в том, что в безопасных условиях все тактики и установки, нацеленные на выживание в экстремальной ситуации, работают довольно плохо. Приемы, подобные диссоциации – уход сознания в другой мир в травмирующий момент, – блестящая стратегия самозащиты. Но если прибегать к диссоциации во время занятий в школе, на работе или, скажем, при переходе через дорогу, она не поможет выживанию, а наоборот, создаст рискованные ситуации. При этом люди, страдающие комплексным ПТСР, очень привязываются к ранее усвоенным механизмам подстройки к окружающей среде и не хотят с ним расставаться, даже если в текущий момент те служат им дурную службу. Но ведь когда-то они позволили оставаться на плаву, несмотря на постоянные опасности! Анна утверждает, что пациентам очень важно осознать, в чем суть их патологии. «Женщины, которые не пытаются преодолеть последствия травмы, обрекают себя и своих детей на жизнь в очень мрачном мире. Да, они убежали от насилия, но при этом продолжают смотреть на реальность как бы через мутное стекло. И учат тому же свое чадо. Надо помнить, что борьба с домашним насилием не заканчивается, когда жертва уходит из дома среди ночи».

* * *

Когда половина этой главы уже была написана, я получила голосовое сообщение от крестного Карлы, который забрал девочку на некоторое время к себе после ее побега из дома отца в Ньюкасл. «Сегодня Суд по семейным делам вынес постановление вернуть Карлу отцу, – сообщил этот человек. – Мы ждем полицию. Сцена, скорее всего, будет отвратительная». Прошло два месяца с момента побега. За это время Джон, отец Карлы, запросил официальный ордер на возвращение дочери опекуну. Суд одобрил это его притязание, а полицию обязал «отыскать и вернуть ребенка». Полицейские имеют право «останавливать и обыскивать любое транспортное средство, судно или воздушное судно, а также входить и обыскивать любые помещения и другие места». На следующее утро я поговорила с Карлой. Она сказала, что, после того как увидела ордер, провела всю ночь в слезах и почти не спала. Девушка уверена: она в безопасности лишь до четырех часов дня, а после этого вступит в силу постановление. Карла спросила, что ей делать, когда приедут полицейские. «Я могу просто продолжать настаивать на своем, могу рассказать им свою историю за чашкой чая, – рассуждала она. – Что еще в моих силах?»

Крестный Карлы позвонил мне и в тот день, когда ее должны были увезти. «Около девяти утра к моему дому подъехал автозак, – рассказал он. – Трое полицейских в форме и при полном вооружении постучали в наш дом. Все трое – мужчины. Они объявили, что у них есть ордер на возвращение Карлы». Также они сообщили, что Джон ждет их в полицейском участке и оттуда заберет дочь.

Крестный немедленно позвонил жене, которая уехала в город вместе с Карлой, и велел ей отвезти девочку в полицию. Та не знала, как поступить в такой ситуации, и все же отвезла Карлу в ближайший участок. Когда женщина вышла из машины, Карла заблокировала дверь и пригрозила, что что-нибудь с собой сделает, если правоохранители попробуют заставить ее войти в здание. Жена крестного объяснила ситуацию дежурному офицеру, и тот посоветовал отвезти девочку в больницу, на психиатрическое освидетельствование.

В приемном покое сделали запись, что у Карлы выявлено «расстройство адаптации ^[111] с признаками депрессии», и есть «серьезный риск намеренного причинения себе вреда». Ее отправили в отдельный бокс, где было проведено глубокое обследование ее психического состояния. Психолог отметил, что девушка «кажется разумной и зрелой для своего возраста – 15 лет. Никаких признаков, что она имитирует психические нарушения, не обнаружено». Также в заключении сказано, что, если Карлу принудят вернуться к отцу, она может предпринять попытку самоубийства. Она припрятала в комнате лезвие бритвы, но, если ее лишат возможности воспользоваться таким способом для сведения счетов с жизнью, она попробует воспользоваться лекарственными средствами.

Карла провела в больнице почти три недели. После того как ее выписали, отец, который по-прежнему остается единственным ее законным опекуном, запретил ей поехать жить к родственникам. Карле ничего не оставалось, как отправиться в приют. Порядки там были строгие: это было заведение, где можно было только ночевать. В течение дня девушке приходилось сидеть в библиотеке или в фудкорте поблизости. Так она провела четыре месяца. Она просила, чтобы ей передавали школьные задания, но в итоге не получала их. Все эти испытания ей пришлось пройти одной, без наблюдения психолога или психиатра. Согласно решению суда ей по-прежнему запрещалось видеться и говорить с матерью.