Крестовский душегуб - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шарапов cтр.№ 55

- Они Бушуя с Найдой подстрелили. Насмерть, - ойкнула Алевтина. - Бушуй им прямо под колёса мотоцикла выбежал, чуть руку водителю не прокусил, так тот, что сзади сидел, тут же очередь выпустил, потом вторую. Бушую прямо в голову пуля попала. А Найда ещё скулила, когда этот ирод проклятущий, три раз пальнул. Я, как поняла что делается, так за сараем укрылась, а как стрельба началась, так уж рванула что было мочи. Чуть сердце не выскочило как я бежала.

- Иди ты Алевтина. Ступай в хату и не высовывайся, может если не тревожить их, оно обойдется. Вот только чует моё сердце, что скоро и до нас очередь дойдёт.

Бушуй и Найда, две здоровенные лайки, из одного помёта, принадлежали местному охотнику Яшки Солодовникова. Обе собаки, хоть и были натасканы на крупного зверя, были в сущности, довольно безобидными. Хотя облаить могли любого, именно они, Бушуй и Найда, стали первыми, кто пал от руки оккупантов в тот страшный день.

Когда по деревне пошли слухи, что немцы скоро зайдут в Ротово, Яшка Солодовников привёл Лидки Храмовой своих псов. Он попросил приглядеть за собаками, а сам, забрав двустволку, ушёл в сторону Лавровского леса вместе с председателем сельсовета Григорием Ильичем Скобелиным и ещё несколькими ротовскими мужиками. Они вместе с немногими, отбившимися от своих частей бойцами, сколотили небольшой отряд и партизанили в здешних лесах почти до самой весны. В конце мая отряд попал в засаду. Яшка и Скобелин попали в плен, и были повешены прямо напротив здания сельсовета. Но всё это Алевтина узнала уже после войны.

Сейчас же она наблюдала, как в Ротово входят немцы. Предположение Лидки сбылись, спустя примерно полчаса, голова колонны остановилась возле дома председателя. Из грузовиков высыпали солдаты в мышиной форме и в касках. Они рассыпались по деревне точно горох, стали выгонять людей из домов, и сгонять их к дому председателя. Всех собрали в общую кучу и начался отбор. Сначала в сторонку отвели всех детей, моложе пятнадцати лет. Глазка Солдатова, которая не хотела отпускать от себя пятилетнего сына Мишку, попробовала возразить. Когда солдат схватил мальчика за руку и попытался вырвать у матери, то она бросилась на него с кулаками. Немец побагровел и ударил женщину прикладом. Удар пришёлся точно в висок, Глашка рухнула и затряслась, возле её головы тут же образовалась красная лужица, вскоре женщина застыла уже навсегда. Мишку потащили к остальным детям, он весь трясся и не мог произнести ни звука.

После случившегося, немцам уже не перечили. Вслед за детьми, в сторону отвели стариков, а остальных, и женщин и мужчин, стали подводить к высокому офицеру по одному. Немец осматривал пленных, что-то говорил по-немецки своему помощнику, тощему ефрейтору, тот спрашивал на ломаном русском:

- Тфой круппа крофи?

Васька Фролов, немного понимающий по-немецки, шепнул Алевтине на ухо,

- Кровь им нужна, для переливания. Раненых у них много, вот они отбирают тех, кто покрепче. Алевтина, как и большинство других жителей Ротово, не имела понятия о номере своей группы крови.

Когда женщину подвели к высокому офицеру, тот ухватил её за подбородок, попросил знаками открыть рот, посмотрел зубы и одобрительно кивнул. Всего отобрали двадцать три человека, и построив колонну, погнали в сторону Жилябина, где располагалась железнодорожная станция. Там их загнали в вагоны-теплушки, и поезд двинулся в сторону Пскова. Они ехали почти сутки, каждые полчаса поезд останавливался и подолгу стоял. Где-то вдали раздавался грохот, то и дело рвались снаряды, над головой, гудят точно гигантский пчелиный рой, летели самолеты с крестами на крыльях и фюзеляже. Красная армия отступала, немцы вот-вот должны были занять Псков.

Когда они прибыли на место, их выгнали на перрон и повезли в поле, там за передовой и находился полевой госпиталь, в который их везли. Забор крови был поставлен на поток. У каждого откачивали не меньше литра за раз, после чего сгоняли под, наспех сооружённый навес, кормили их один раз в день похлёбкой, сваренной из картофельных очисток, брюквы, рыбьих голов. От одного только запаха этого варева многих тошнило. Тех, кто отказывался есть били и кормили силой. Алевтине, с её четвертой группой повезло. Не особо распространённая кровь четвертой группы требовалось редко. Тех же, у кого была первая группа, водили в приемник гораздо чаще. Бывало что у пленных брали кровь два, а то и три раза в день. Многие, после недели такой донорской деятельности, не могли самостоятельно выйти из накопителя. Кто-то умирал сам, кого-то вводили в овраг и расстреливали. Поначалу раненых было немного, но потом их стало всё больше и больше. Стали привозить тяжёлых, многие из них умирали прямо на операционных столах. Немцы, которые поначалу воспринимали эту войну как увеселительную прогулку, на своей шкуре почувствовали, что русских так просто не возьмёшь.

Алевтина понимала, что ее жизнь висит на волоске, но решила бороться до конца. Она ела всё что давали, тогда ещё даже не представляя, что эта баланда станет на долгое время её привычной едой. Всякий раз, когда носатая медсестра немка вгоняла ей в вену иглу и откачивала кровь выйди из приёмника Алевтина шла в свою палатку под навес и тут же ложилась. Она лежала долго, это не запрещалось, и старалась двигаться как можно меньше, чтобы хоть как-то восстановиться. Она съедала всё что им давали не торопясь, тщательно прожёвывая и без того жидкую пищу. Она продержалась дольше других. Когда немцы заняли Псков, появилось много пленных, способных стать поставщиками крови. Госпиталь переехал, а Алевтину, вместе с немногими выжившими, снова отправили на станцию. Там Алевтину и ее товарищей по несчастью уже ждали другие узники. Именно тут она услышала новое, вроде бы обычное слово, ставшее для неё кошмаром. Кресты!

На этот раз они приехали довольно быстро, прижавшись к стене вагона, чтобы хоть как-то отвлечься, и не потерять сознание, она пела про себя, все время тёрло до красноты истыканные иглами руки, голова кружилась, её то и дело подташнивало. Когда поезд остановился и дал протяжный гудок, солдат в серых кителях и касках, сменили люди в чёрной униформе с зелеными воротниками и обшлагами рукавов. Вновь прибывших принял под охрану эстонский батальон охраны. Эти, в отличие от надменных, но в большинстве своем улыбчивых немцев, скорее походили на мраморные статуи. Крепкие, рослые, голубоглазые. Получив приказ, они тут же принялись за дело. Заключённых били ногами и тыкали в спины прикладами. Началась выгрузка живого груза из теплушек, вышли не все, в каждом вагоне после высадки остались умирающие и те кто был ещё жив, но уже не мог двигаться самостоятельно. Конвоиры в чёрном запрыгивали в вагоны и добивали умирающих штыками. Мертвецов цепляли крючьями и сваливали на подводы и увозили к лесу. Глядя на это зрелище, многие узники сгибались пополам захлёбываясь от рвотных масс. Таким доставалось больше чем прочим, их тыкали штыками, били прикладами по головам. До лагеря они шли пешком, по разбитой гусеницами танков дороге. Прошли не меньше десяти км по дороге, ещё с полсотни узников нашли свою смерть. Потом показался лагерь. Конвоиры стали подгонять пленников, солнце к этому времени уже начало опускаться. Наконец-то они вошли в огромные ворота, в этот момент полил дождь. Алевтина, от упавшими на ее тело прохлады, ощутила подъём. Сдаваться не нужно, нужно бороться, нужно жить. Охрана активизировалась, протяжный эстонская речь смешалась с грубой и резкой немецкой. Собаки захлёбывались от лая, началось сортировка пленных: старых, изможденных и ослабленных ставили к стене не Барака; тех, кто все ещё мог передвигаться бегом отводили в другую сторону. После этого их, наконец то, загнали в помещение.