Темные московские ночи - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шарапов cтр.№ 23

За инициативу и помощь в расследовании, данного преступления, Василий Егоров был повышен в звании, а перед самой войной, его перебросили в столицу для усиления московского уголовного розыска.

Все служебные легковушки и автобусы, из гаража МУРа, находились на выездах. Перед походом в столичный городской торг Старцев позвонил Дубинину, представился и договорился о встрече по чрезвычайно важному вопросу. Иван с Василием прихватили с собой блокноты, папиросы и отправились на встречу своим ходом.

Погода стояла отличная и пройтись пешком был не прочь даже хромающий Старцев.

- Ты же, небось помнишь, как во время войны люди несли последние ценные вещи в комиссионные торговые точки, чтоб хоть как-то прокормиться? - спросил Василий, попыхивая папироской.

- Ещё бы не помнить – Иван горько усмехнулся. - До середины сорок третьего я воевал и нормально питался. На фронте даже предположить не мог, что здесь такое творится. А как комиссовали, вернулся в тыл, увидел здешнюю голодную жизнь и охренел.

- Слушай дальше. Помимо комиссионок, для приёма ценных вещей, работали ещё специальные скупочные магазины. Ты их захватил?

Старцев кивнул и сказал:

- В Успенском переулке был такой.

- Точно, был, пока не прикрыли. Эти магазины принимали старую одежду, ветхое тряпье и отправляли, всё это, в качестве сырья для швейной промышленности. Но видишь ли, к середине войны, на руках у населения всё ещё оставались живые деньги, - Василий недвусмысленно указал взглядом вверх и продолжил. - Чтобы изъять их у населения, кое-кто предложил создать систему магазинов особторга.

- Об этих музеях я наслышан, даже заходил в один из них.

- Стало быть ты в курсе, что в них творилось? Между прочим, в сорок четвертом году, в Москве, открылось двадцать таких торговых точек и с полсотни ресторанов.

Иван неприязненно процедил:

- Ну это же чистое позорище, там же откровенно грабили простой народ.

- Вот именно. Безболезненно в них отоваривались только избранные - партийная номенклатура, чиновники, генералы, артисты. Шутка ли - за сто грамм сахара, в этих магазинах, просили пятьдесят пять рубликов. А работяга с авиамоторного завода, за булку белого хлеба выкладывал половину месячного заработка.

До торга оставалось несколько кварталов, когда сыщикам пришлось притормозить. Регулировщик в белом кителе, стоявший на перекрёстке, поднял жезл, по перпендикулярной улице двинулась длинная вереница чёрных лимузинов. Старцев посмотрел на часы.

- Опаздываем? - спросил Егоров.

- Есть ещё в запасе минут двадцать, - ответил Иван, тоже достал из пачки папироску, чиркнул спичкой, затянулся.

Разговор сыщиков касался самых краеугольных тем, так или иначе вплетавшихся в жизнь любого советского человека. Одной из них была социальная несправедливость - главный ингредиент всех народных волнений и революций.

- Почему одни проливают кровь на фронте или за грошовую зарплату по двенадцать часов к ряду, стоят у станков, а другие ведут в тылу сытую и вольготную жизнь? - возмущались простые граждане. - Почему всякие дельты и новоявленные начальники, не жалея глоток кричат нам о воздержанности, а сами не имеют ни малейшего представления о том, что такое нужда?

Несправедливости вокруг хватало, однако открыто говорить они решались далеко не все.

Последние лимузин прокатился по перекрёстку и скрылся из виду, полосатый жезл в руке регулировщика описал в воздухе дугу и застыл горизонтально, дозволяя пешеходам перейти широкую улицу. Старцев с Егоровым двинулись дальше.

Когда толпа вокруг рассосалась, МУРовцы продолжили прерванный разговор.

- Я хорошо помню реакцию рядовых граждан на эти магазины, - проговорил Иван. – Яркие, ломящиеся от товаров витрины, непомерные ценники. Продавцы и завмаги весьма довольны такой жизнью, работяги ходили в такие заведения как на экскурсии. Конечно же всё это вызывало у них не просто недовольство, а самую настоящую ярость.

Василий согласно кивнул и сказал:

- Все правильно. Во-первых - магазины особторга демонстрировали расслоение социалистического общества. Во-вторых - они не оправдывали и не окупали себя. В-третьих- когда их директора получили право делать уценку залежавшихся товаров к ним повалили спекулянты, зарабатывающие на разнице цен. Помню мы накрыли одного голубчика, так у него дома нашли больше сотни кусков мыла, 480 метров мануфактуры и горы других товаров. Гадёныш десятку получил с конфискацией. В общем, скажу я тебя, нарыв дозревал и прорвал его именно Дубинин.

- Дубинин? Как же он это сделал?

- Выступил с критикой на конференции в Моссовете и в присутствии члена ЦК ВКП(б) Щербакова.

- Щербаков-то был нормальным мужиком, - сказал Иван. - Стало быть и Дубинин такой же, раз не побоялся открыто выступить против магазина особторга?

- Я тебе объясняю - он кремень. Все прекрасно знали о тех недостатках, только вслух говорить не решались, а он вышел на трибуну и рубанул так, что весь президиум на стульях заёрзал.

- Вот мы кажись и пришли, - сказал Старцев и остановился у парадного подъезда большого серого здания.

Справа от каменной лестницы висела красная табличка Московский государственный торг универсальных магазинов.

Николай Николаевич встретил гостей из уголовного розыска в дверях кабинета, предложил им присесть, сам устроился напротив. Внимательно выслушал их, внезапно преобразился:

- У меня товарищи гипертония, мигрень, тахикардия, камни в почках и аллергия на кошек. Сдается мне, что от этих болячек я помру намного раньше, чем снова повстречаюсь с тем бандитом, - пошутил он, однако тут же сделался серьёзным и перешёл к делу, важность которого прекрасно понимал. – Да, в Подольске случилось со мной одна неприятность, вернее сказать. Всякие проблемы по работе там возникали часто - почти каждый день, но я собрал отличный коллектив единомышленников и работали мы здорово. Ладно, я готов ответить на все ваши вопросы товарищи.

- Николай Николаевич, не могли бы вы вкратце описать суть того конфликта, из-за которого вам пришлось пострадать, - Старцев многозначительно кивнул, посмотрел на покалеченный палец.

Дубинин приподнял над столом уцелевшую фалангу и заряд бодрости на его лице окончательно угас. Сыщики поняли, что воспоминания о давнем событии удовольствия ему не доставляют.

- В тридцать восьмом это было, осенью, - начал директор торга. – Как-то в приёмные часы зашёл ко мне в кабинет молодой человек в клетчатой кепочке, приятной наружности, точно артист из кинематографа, девушкам такие очень нравятся, годков тридцать или около того. Показался мне немного странноватым, будто весь на шарнирах.

- Простите, как это? - спросил Иван.

- А как бы вам объяснить… через чур подвижный что ли. Постучал, бесшумно просочился за порог встал у двери. Весь вроде как подёргивается маленько так, переступает ботиночками на месте, будто чечётку намерен отбить, руки место не знают - то в карман ныряют, то мнут сладку пиджачка, а лицо напротив, вот прям каменный - ни одной эмоции. Когда я поинтересовался целью его визита он легонько оттопырил полу пиджака, показал мне рукоятку финского ножа, торчащую из-за пояса, думаю для того, чтобы я шума не поднимал, а потом уже выложил зачем пожаловал.