Предсмертная исповедь дипломата - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Ильин cтр.№ 19

Не знаю, был ли Костя к этому причастен, как он обещал при встрече в Таллине или нет, но я действительно, один из нашей группы офицеров в девять человек, был рекомендован в морскую пехоту. Сколько я у Кости ни спрашивал об этом, он всегда с ехидной улыбкой отшучивался. А я, помня свои муки на БДБ при переходе из Таллина, попытался всё – таки пойти наперекор судьбе. Мысль о службе в морской пехоте в восторг меня не приводила. Я резонно полагал, что корабельная качка не по мне, а оказываться в немощном состоянии в присутствии матросов я просто не мог, это было бы для меня смерти подобно. А что я мог сделать, если, как мне сообщили, приказ уже подписан без моего на то согласия.

Итак, что мне действительно оставалось делать? Я написал рапорт, в котором, ссылаясь на подверженность морской болезни, просил освободить меня от чести стать морским пехотинцем. Пошел в штаб, хоть и не слишком уверенно. За годы учебы в суворовском училище и в офицерском я хорошо усвоил, что начальство отменять свои решения не только не любит, но и начинает ненавидеть тех, кто его к этому принудил. И вот иду я по направлению в штаб, прохожу мимо знакомой БДБ и думаю: «А почему бы мне не посоветоваться с Костей?». Поднялся по трапу, а Костя тут, на мостике собственной персоной, кричит:

– А-ля-ля, сам лейтенант в гости пожаловал. Никак пришел пригласить на новоселье или отпраздновать назначение к службе?

Костя в своем обычном добродушном и веселом настроении, а у меня кошки по душе скребут, внутреннее смятение. Не привык и не хотел я вот так просто сдаться. Ну какая тут морская болезнь, если я физически абсолютно здоровый человек? А что укачивает, так не я один, все мы, молодые офицеры в кают-кампании тогда полегли. Да, но им то служить на суше, а мне страдать на море, есть разница? Ну и что…?

Я смотрел на отзывчивого старшину и сомневался, а он подпустил пару шуток и спрашивает:

– Так каким, все-таки, ветром тебя занесло?

Он – то уловил мои душевные колебания, прочел их в моих глазах, понукает к откровенности. В общем, отвел он меня в кубрик, присели мы на койку и я выложил ему все о своих сомнениях. Он очень серьезно выслушал, а потом, слегка подумав, вдруг рассмеялся.

– Что-то у нас, Паша, получается в жизни общее и похожее. Расскажу кое-что, дабы тебя образумить… Когда я после учёбки попал на нашу, – он слегка похлопал по койке, – «калошу», а потом на ней вышел в первый поход в море, то попал, как и ты, в такую же кутерьму, в ужасный шторм. Не знаю как я вахту тогда отстоял, не помню сколько раз я бегал за борт травить, но ты сейчас на своем опыте это уже почувствовал. В общем, после вахты, по уже утихшей волне, пошел я к командиру корабля проситься, чтобы меня, по тем же, Паша, причинам, что и у тебя, списали на берег. Представляю, какое убогое зрелище я, салажонок, тогда собой представлял. Командир взял мой рапорт почитал, сурово и презрительно на меня посмотрел, рапорт порвал и выкинул в урну. Потом спокойно подошел к сейфу, вынул оттуда пистолет и положил на стол. Спросил:

– Это что такое, ты знаешь?

Я кивнул головой, – пистолет.

– Так вот слушай и запоминай. Барометр показывает, что вечером опять будет шторм. Если ты, мальчик, опять подсунешь мне такую дерьмовую бумажку о твоей трусости, то я сам тебя из этого пистолета пристрелю, ночью выкину твое тело за борт, а в штаб сообщу, что моего радиста волна, видимо нечаянно, смыла за борт. Понял?

– А сейчас, можешь идти, отдохни, поешь квашеной капусты – она помогает– и вновь приступай к вахте.

Костя задумчиво умолк, очевидно вспомнился этот эпизод жизни, посмотрел на меня с доброй хитринкой и вопросил:

– Ну как, до тебя доходит? Конечно, командир меня не мог застрелить, но я, тогда ещё пацан неотесанный, на самом деле испугался. И знаешь, все как рукой сняло. Никакой качки я больше не боялся. Привык и даже полюбил морскую стихию…

А теперь, что скажем начальству твоей части? Ничего. Они крутые морпехи и просто свернут тебя в бараний рог. Вот так! Оставь ты эту затею, ибо так службу не начинают…

Костя замолк, глядя на меня серьезно и возможно растерянно, очевидно не зная, что еще сказать, а потом успокоительно продолжил.

– Знаешь, лейтенант, я много видел морпехов на нашей БДБ, мы их в сезон, то есть пока море нам позволяет ходить, таскаем по морю бесконечно. И для твоего успокоения скажу, что прежде, чем ты к нам придешь со своими бойцами и пушками, тебя так умотают на тренажёрах, что все тебе будет нипочем. Потом, качка особо действует на бездельников. А ваш брат, морпех, он на десантировании так ухайдокивается, что, приходя на борт, пристроится где-нибудь и, как говорится, дрыхнет без задних ног. Какая уж тут ему качка.

В общем, я доброго совета послушал, затею свою оставил, через тренажёры прошел и служба пошла своим чередом, ни шатко ни валко.

Тогда в МГИМО Костя несколько подробнее рассказал собравшимся именно эту байку, сделал из неё должные воспитательные выводы, отметил высокую выучку нашей непобедимой и легендарной армии и пожал заслуженные аплодисменты.

Леночка слушала его очень внимательно, не сводила глаз, энергично хлопала в ладоши и ощутила в душе необъяснимый подъем и теплоту. Ей захотелось, чтобы он подошел к ней. И все это выглядело реально, поскольку Костя не скрывал своего интереса к девушке с умным взглядом светлых глаз, высоким лбом, аккуратно вздернутым носиком, чувственными губами и трогательной улыбкой. Когда официальная часть закончилась, их, как магнитом, потянуло друг к другу. Костя подошел, скромно сказал «здравствуйте» и представился:

– Я Костя, Костя Иванов, мне очень понравилось как вы трогательно в ответном слове поздравили Советскую армию и поблагодарили руководство нашего ВУЗа и всех нас за гостеприимство. Право, мне было даже жаль, что речь ваша была слишком короткой, я был готов слушать ваш нежный голос бесконечно. Елена внимательно и прямо смотрела в его глаза, хотя, думала она, ей наверное нужно было, или следовало, глаза опустить. Она просто представилась, а затем, не сговариваясь, в самодеятельной части они сели рядом. Оба чувствовали некое смущение и разговор вначале как-то не пошел. Елена частично рассказала историю своей короткой жизни, связанной с морем, однако, про отца – адмирала ничего не сказала. Ей интуитивно показалось, что упоминание о чине отца может быть неверно понято, как дополнительный элемент, пущенный в ход в силу неуверенности Лены в своей внешности и уме. Тем более, что по выступлению Кости и по его одежде она знала, что он моряк, а значит его отношение к адмиралам могло быть неоднозначным. Активность разговора ограничивалась тем, что выступала совместная самодеятельность двух институтов, всем это нравилось, впрочем, нашим героям тоже. В последовавших после концерта танцах Костя и Елена не расставались. Вдвоем им было приятно, а близость тел, особенно в танго, была волнительной. Когда к концу вечера музыка танцев, в соответствии с модой того времени, стала несколько шальной, западной, наши танцоры, поняв настроения друг друга по взглядам, предпочли удалиться.

На улице был приятный тихий еще не поздний вечер со снежком и отсутствием ветра. Пошли пешком, и хотя до дома Елены было, как говорится, рукой подать, ходили долго, расставаться совсем не хотелось. И лишь когда окончательно замерзли, стали у подъезда прощаться. Елена как-то не слишком уверенно пригласила Костю зайти на чашку чая, но тот понял ситуацию и предпочел отложить встречу на следующий день. Далее все пошло так, как этого хотели обе стороны. Общались преимущественно либо в кино, либо на улице, в соответствии со скромным бюджетом Кости. Но вскоре Костя стал вхож в семью Елены. Вначале на чай, потом на обед, далее – на ужин, а затем и без повода. Родители Лены, видя, что дочь явно увлеклась Костей, а он – Леной, к ситуации присматривались, понимая, что Костю при высоких чувствах дочери неизбежно нужно будет принять в дом, точнее в семью: не мог же он мыкаться в общежитии, будучи законным мужем дочери. Все шло к этому, и в том же 1955 году Костя и Елена поженились, а фото Лены, как я говорил, прислал он мне еще до этого события, сожалея, что я не мог присутствовать на его и Елены радостной свадьбе. Вскоре, как известно, вслед за этим событием мне пришлось службу оставить, и я прибыл в Москву.