— Ты же не думаешь…
— О чем?
— Может, это Нельсон?
Дело в том, что кот больше не появлялся, и не было слышно, чтобы Алан его звал.
— А яма? Она большая? — спросила Айрис дрожащим голосом.
— Отсюда не определишь. Нужно взглянуть сверху, из окошка Бренды.
— Возможно, тебе повезет.
Айрис разгладила ладонью скатерть и уселась напротив мужа. Если яму обнаружат, это неизвестно чем еще может обернуться, и Брокли разрывались между предвкушением волнующего скандала и тревогой, что за этим последует хаос. Хаос, который грозит нарушить тщательно выверенное равновесие их мирка и заставить их вплотную соприкоснуться с чем-то более опасным, чем то, что Айрис называла «шурум-бурум».
— Мне все не дает покоя это ужасное происшествие в Глочестере в прошлом году.
— О-ох! — вырвалось у Айрис. Ее пухлые руки, похожие на два розовых комка теста, взметнулись к щекам, слившись в одну большую лепешку. На ее обычно невыразительном лице, сменяя друг друга, отразилась целая буря эмоций: ожидание, страх, неуверенность, тревога…
— Но со времени ее исчезновения прошло уже целых четверо суток. Наверняка он уже успел бы… — Она запнулась, не осмеливаясь выговорить слово «похоронить». «Избавиться от нее» звучало бы уничижительно, словно Симона не была человеческим существом. «Скрыть»? Но это означало бы, что Алан не сумел справиться с задачей. «Упрятать»? Слишком легковесно, можно сказать, что это слово низводило ужасное происшествие до уровня мрачноватой салонной игры. Айрис предпочла вообще опустить это сомнительное место и произнесла: — …К сегодняшнему дню.
И тут вернулась с работы Бренда. Пока она производила обычные манипуляции (раздевалась, мыла руки, сидела на кухне за столом над остывающей чашкой чая), Редж крадучись поднялся наверх. Дверь дочкиной комнаты была полуоткрыта. Осторожно (не скрипнула бы!) Редж приоткрыл ее чуть шире — ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь. На цыпочках он подошел к большему из окон, тому, что выходило на сад позади дома Холлингсвортов. Отсюда яма была видна гораздо лучше. Насколько Редж мог судить, она имела всего фута четыре в окружности и два в глубину, что абсолютно недостаточно для захоронения тела, даже если сложить его пополам. Правда, Холлингсворт еще не закончил копать, потому что лопата лежала рядом.
Редж, который все свои инструменты после употребления обязательно протирал газетами, прежде чем развесить по крюкам с бирками, неодобрительно хмыкнул. На самом деле эта вопиющая небрежность возмутила его больше, чем предполагаемая расправа Холлингсворта с супругой, хотя мистер Брокли пришел бы в негодование, посмей кто-нибудь уличить его в этом.
А вот и Алан, собственной персоной. Внезапно появился на террасе. Редж отпрянул от окошка. Через минуту-другую послышался звук, какой издает, встречаясь с преградой, штык лопаты, затем глухие удары, словно землю прихлопывали, чтобы выровнять. Брокли рискнул чуть-чуть высунуть голову и увидел, что яма заполнена землей.
Редж поспешил выбраться из комнаты и при этом постарался оставить в двери точно такую же щель, какая была, когда он вошел.
Он снова уселся за стол. Айрис вскинула аккуратно нарисованные, тонкие ниточки бровей и кивнула в сторону почти нетронутой тарелки с едой:
— Она почти ничего не съела.
И миссис Брокли соскребла остатки ужина Бренды в миску с надписью: «Собака».
— Послушай, Айрис, я осмотрел все сверху…
— Я просто сообщила ей, что он копается в саду, чего раньше никогда не делал. А она ледяным тоном, который усвоила в последнее время, отвечает: «Человек может измениться, мама». Я подумала, что изменился не только он, но и еще кое-кто.
— Ты что, не слышишь меня?
— Конечно, слышу. Если я разговариваю, это еще не значит, что я ничего не слышу.
— Полагаю, в такую яму могла поместиться средних размеров коробка с папками для бумаг.
— Ну и хорошо.
— Ситуация, правда, наконец-то стала меняться…
Бренда сидела на диване в гостиной. С виду увлеченная коллизиями журналистского расследования (шла популярная программа «Сторожевой пес»), на самом деле она целиком погрузилась в пучину собственных переживаний. Издалека, как сквозь шум волн, до нее доносились голоса родителей. Она вся ушла в мысли об Алане Холлингсворте и тупо смотрела на экран, никак не реагируя на слагаемую повседневностью сагу о простаках потребителях, заглотивших жирную наживку, и поймавших их на крючок изобретательных жуликах.
С того ужасного мгновения, когда их взгляды встретились сквозь оконное стекло ее спальни, Алан не покидал мыслей Бренды ни на миг. Это сказывалось на работе. Сегодня утром, удостоенная сомнительной чести разобраться с одним из кассовых депозитов, она была настолько поглощена взвешиванием аргументов «за» и «против», что даже осталась равнодушной к сочувственным — или презрительным? — взглядам, которые всегда привлекала ее наружность.
Все ее лихорадочные мысли начинались сокрушенным «ах, если бы». Ах, если бы она не выглянула из окна в тот злополучный миг! Ах, если бы он не поднял глаза на окно ее спальни… И теперь, спустя два дня, это коротенькое «ах, если бы», благодаря непрестанному повторению, разрослось до масштабов и накала трагедий Софокла.
Груз вины измотал ее. Она перестала спать. Вот и сейчас у нее слипались глаза, но она знала, что и эту ночь проведет беспокойно, а то и вообще не заснет.
Она понимала, что ведет себя глупо, и пыталась взглянуть на происшедшее со стороны, представить себе, насколько банально, по сути, все это выглядит. Но упорные усилия только усугубили ситуацию. Как пловец, в панике борющийся с сильным течением, она погружалась все глубже. Бренда поняла, что ей не избавиться от мучений, если она немедленно, прямо сейчас, не объяснится с ним напрямую. Она чувствовала, что просто физически не способна дальше сносить эту пытку.
Прежде чем страх успел парализовать ее, она поднялась, стремительно кинулась в холл, схватила ключи, набросила плащ. Слов матери: «Куда это ты?» — Бренда не слышала. К тому времени она была уже за дверью.
По гравийной дорожке она быстро дошла до черных с золотом ворот «Соловушек», толкнула их и двинулась дальше. Только не думать… Не раздумывать, не колебаться… Тогда все получится. В голове мелькали варианты вступления: «Нет слов, чтобы выразить, как я сожалею», «Не представляю, что вы обо мне могли подумать». Фразы всплывали в ее сознании, потом лопались, как пузыри на воде, а на их месте возникали другие.
На этой волне импровизаций она достигла парадной двери. Уже готовая захлебнуться слезами, Бренда громко постучала.
Дверь открылась мгновенно, и ей навстречу пробкой вылетел Алан Холлингсворт. Перескочил порог и метнулся вперед. На одно ужасное мгновение Бренде померещилось, что сейчас он попросту спихнет ее с крыльца, собьет с ног. Однако Алан захлопнул дверь и, минуя растерянную соседку, устремился к гаражу.