Лори объяснила, что звонит, поскольку в тюрьме ей сообщили, что Саммер часто навещает Дэррена Гантера.
— Следующий выпуск нашего шоу будет посвящен мистеру Гантеру. Собственно говоря, вчера мы записали интервью с ним. Возможно, он вам об этом говорил.
— Это отличная новость. Я уже год слежу за его делом и убеждена, что он невиновен. У него такая добрая душа, и он блестящий литератор. Каждый день, проведенный им за решеткой, это трагедия.
— А он говорил вам о том, что мы взяли у него интервью? — спросила Лори.
Саммер ответила после длинной паузы.
— Я считаю себя членом команды его юристов и думаю, мне не следует повторять что-либо из того, что он мне говорил.
Лори не была юристом, но она была уверена, что адвокатская тайна работает не так.
— Будучи фанаткой шоу «Под подозрением», вы, возможно, читали, что недавно с пляжа в Хэмптонс пропал племянник нашего бывшего ведущего, Алекса Бакли.
На сей раз Саммер ответила сразу.
— Да, читала! Простите меня. Мне надо было сразу выразить мои чувства и сказать вам, что я молюсь за него. Я даже представить себе не могу, какой ужас испытывают сейчас его родители.
Лори не знала, что на это сказать. Надо как-то заставить Саммер запустить идею обменять Джонни на свободу для Гантера.
— Его семья — которая теперь, как вы, вероятно, знаете, стала и моей семьей — готова на все, лишь бы спасти Джонни. Возможно, вы сами относитесь к Дэррену так же, — добавила она. Она подошла максимально близко к тому, чтобы сказать, что они готовы заключить сделку.
— Дэррен не маленький мальчик, — ответила Саммер, — но он был совсем молод, когда его посадили в тюрьму. А он так же ни в чем не повинен, как Джонни.
— Мы не могли бы встретиться завтра? — спросила Лори. — Возможно, вы сумеете предоставить нам какие-то ценные сведения, которых мы в нашем шоу еще не знаем. Что бы вы ни хотели мне сообщить, я готова вас выслушать — и, если вы того хотите, все, что вы скажете, останется между нами.
Опять последовала пауза.
— Я вам перезвоню.
Лори отключила диктофон.
Глава 40
Джонни съежился, когда дядька взъерошил его волосы. Он чувствовал дыхание дядьки на своей щеке, поскольку тот наклонился над его плечом, чтобы рассмотреть его раскраску.
— Получается у тебя просто отлично. Я знал, что ты почувствуешь себя лучше, когда сможешь выйти из этой тесной спальни и немного походить по дому. У меня уютный дом, не так ли?
Джонни хотел сказать «ага», продолжая раскрашивать картинку, но вовремя спохватился.
— Да, сэр. Это очень приятный дом. Еще раз спасибо за чертежную доску, — добавил он.
Два дня назад утром дядька отпер спальню Джонни и молча ушел, оставив дверь приоткрытой. Джонни сидел, уставившись на дверь, наверное, несколько часов. В конце концов из кухни донесся лязг кастрюль и сковородок, а затем запахло жареным беконом. Однако он все равно остался сидеть на месте, пока дядька не вернулся и не сказал:
— Завтрак готов, так что ты можешь присоединиться ко мне в столовой.
С тех пор он разрешал Джонни смотреть в гостиной телевизор по часу в день и есть в столовой. Вчера они даже посидели на застекленной веранде, и дядька читал газету, время от времени прося Джонни почитать ему вслух.
— Детям полезно знать о том, что происходит в мире.
Но затем лицо дядьки покраснело при виде одной из газетных страниц, он сразу же сложил ее и спрятал под какой-то книгой.
Там говорится обо мне, — подумал Джонни. — Меня ищут и, когда найдут, тебя посадят в тюрьму и будут держать взаперти, как ты держал меня в той комнате.
— Ты же понимаешь, почему мне приходилось держать тебя в той комнате первые несколько дней, да? — спросил дядька, пока Джонни продолжал раскрашивать картинку. — Мне надо знать, что я могу тебе доверять — как и ты мне. Я же хорошо о тебе забочусь, не так ли?
— Да, сэр.
— Хорошо, значит, теперь ты знаешь: пока ты будешь правильно себя вести, все будет хорошо. Чем более я буду уверен в том, что могу доверять тебе, Дэнни, тем больше привилегий я смогу тебе предоставить.
Сегодня утром «наградой» Джонни стала эта чертежная доска, которую дядька принес со второго этажа и установил в гостиной. Доска была похожа на стол для рисования, который стоял у Джонни дома, но она была наклонной, и на ее нижнем краю имелся выступ, чтобы рисунки и раскраски не падали на пол, пока ты работаешь над ними. Еще дядька дал ему большой набор цветных карандашей и книжку-раскраску. Это была не обычная детская книжка-раскраска, и называлась она «Исторические здания Америки», но это было все же лучше, чем ничего. Раскрашивая зеленым карандашом траву перед зданием миссии Аламо, Джонни оторвал взгляд от раскраски и перевел его на окно гостиной. Пока что он не видел вокруг других домов — даже с заднего двора.
— Сколько времени вы тут живете? — спросил Джонни, пытаясь не выдать своего страха. Сейчас он впервые спросил этого дядьку о нем самом.
— Смотря по тому, что ты имеешь в виду, говоря «тут», но в этом доме — уже около трех лет.
— А до того? Я всю жизнь прожил в одном и том же доме — я хочу сказать, пока не оказался здесь.
Дядька замолчал, и Джонни стал гадать, понимает ли он, что Джонни только притворяется его другом. Когда дядька наконец заговорил, голос у него был грустный.
— Я приехал сюда, чтобы начать все заново после того, как у меня возникли кое-какие проблемы в личной жизни.
Джонни вспомнил, как дядька и какая-то женщина говорили на верхнем этаже о каком-то там судебном запрете и о том, что мальчик изменит все. Связано ли все это с проблемами этого дядьки? И почему Джонни до сих пор так и не увидел эту женщину? Почему она все время находится на втором этаже?
Опять воцарилось молчание.
Когда Джонни оглянулся, дядька смотрел на него пустыми глазами.
— Ты определенно умный мальчик. — Джонни не мог понять, сердится дядька или же он, наоборот, доволен.
— Я… — Джонни не знал, что сказать.
Лицо дядьки расслабилось, и он опять взъерошил волосы Джонни.
— Со временем я дам тебе и другие ответы. Доверие — это улица с двусторонним движением, Дэнни.
Меня зовут Джонни, Джонатан Александр Бакли. Моих родителей зовут Эндрю и Марси Бакли. Моих сестер зовут Хлоя и Эмили. Мы живем на Массачусетс-авеню в Вашингтоне, округ Колумбия.
Вчера Джонни поймал себя на том, что он, не раздумывая, отозвался на это дурацкое имя, Дэнни. Он не позволит этому дядьке заставить его быть не самим собой, а кем-то другим. Даже если на то, чтобы сбежать из этого дома, ему понадобится десять лет, он, Джонни, будет помнить, кто он такой и откуда.