– Но…
– Это приказ. Он не обсуждается, – резко обрываю я возмущения Сиен. Она бросает на меня печальный взгляд и, цокая, кивает девушкам, чтобы они шли за ней.
Когда они уходят, то я позволяю себе зажмуриться и сжать кулаки. Меня нещадно начинает трясти, интерес студентов к моему телу быстро угасает, и они расходятся по домам и комнатам. Я остаюсь одна в ночи, и холодный ветер пронизывает меня прямо до сердца. Озноб такой сильный, зубы громко стучат, а кожа, кажется, превратилась в ледяную корку.
– Рафаэль… – шепчу я, и губы сами улыбаются. Не знаю, почему именно его имя меня согревает немного. Не знаю, почему я хочу, чтобы он был сейчас рядом. Хотя бы где-то здесь, и чтобы я видела его. Стояла и терпела ради него. Мне нужны силы… они на исходе. Мне очень холодно.
Неожиданно что-то тёплое ложится на мои плечи, и я хватаюсь за мягкий плед, скрывающий всё моё тело под собой. Резко оборачиваясь, вижу, что все Всадники стоят недалеко от меня, и к ним возвращается их новенький, Каратель.
– Теперь я убедился в том, что мне есть за что бороться, Эмира Райз. Ты великолепна. Твоё наказание завершено, – произносит Карстен.
– Да пошёл ты, ублюдок. Я ненавижу всех вас и буду ненавидеть всю свою жизнь. Тебе не за что бороться, Карстен, потому что я, при любом удобном случае, убью каждого из вас, уничтожу, и вы превратитесь в то, чем теперь является Кай. Я не скрываю своего отношения к Всадникам и открыто объявляю вам войну, – пусть голос дрожит и хрипит, но я ни за что не буду благодарить их.
– Это будет интересная война, ведь я нападу очень и очень скоро, моя принцесса. Жди меня и будь готова, – усмехаясь, Карстен показывает своим Всадникам двигаться за ним обратно к полю, и они удаляются.
Только один из них оборачивается, пока я смотрю на четыре фигуры. Это новенький. В этот момент моё сердце ойкает и словно замирает на секунду от сильнейшей боли, но мне не жаль его, ведь он Всадник, и меня не волнует то, как он стал им. Факт, остаётся фактом, он плохой. И пусть мне жаль… да, всё же жаль того парня, кого они завербовали. Но я не имею на это права, ведь впереди будет ещё больше ужаса и страха. И рядом со мной есть люди, которых я буду защищать. У меня есть причины, чтобы воевать.
Глава 37
Мира
– Ты как? – Заботливо интересуется Сиен, ставя поднос с супом на стол.
– Уже лучше. Намного лучше, температуры нет, да и чувствую себя сносно, – слабо улыбаясь, отвечаю ей.
– Хорошо. Вроде бы в университете всё спокойно, если можно это сказать о тишине и стопроцентной посещаемости, – хмыкает подруга, передавая мне суп.
– Ты знаешь, что меня это не волнует. Что говорит Белч? Рафаэль у себя, он обсуждал что-то с ним, попытался убедить съездить в клинику?
Сиен шумно вздыхает и садится на кровать у моих ног.
– Нет. Рафаэль не желает с ним говорить, вообще. Скрывается. Бегает от него. Даже сменил замки в своей комнате, вечно где-то пропадает. Никого ведь не выпускают за пределы университета, а вот Рафаэль нашёл лазейку, но Белч так и не может отследить её, – печально делится она.
– Чёрт. Если он употребляет наркотики где-то там, то я его убью. Угроз от Карстена больше не поступало, значит, пока Рафаэль в безопасности. Но… – делаю паузу и прикрываю на несколько секунд глаза, – не дай бог, они узнают об этом. Неужели, Рафаэль не понимает, что подвергает себя опасности?
– Понятия не имею, что у него в голове, Мира. Он странный, дёрганый, мрачный. Сегодня был на занятиях, и все от него шарахались. А вот Оливер так и не ходит на пары, да и поступок его был очень низким. Ты защитила нас, когда он поступил, как трус. Ненавижу его, вот клянусь, Мира, так ненавижу его. Свой зад только прикрывает. Разве, это поведение главы «Альфы»? Нет. Он порочит это звание. Он…
– Хватит, – устало закатываю глаза. – Это на его совести, но не на твоей или моей. Оливер всегда был идиотом и трусом. Он и пошёл якобы спасать меня, чтобы покрасоваться перед Всадниками своей силой, которой на самом деле не было. Раньше я расценивала его поступки иначе. Я думала, что он храбрый, и заставляла себя хоть как-то полюбить его, но не сейчас. На сегодняшний день я всё вижу под другим углом. Если бы он, действительно, был силён, то не трахал бы меня там, не насиловал бы на утеху Всадникам и Беате, он бы сразу начал стрелять в воздух, а не потом, когда понял, что ему тоже угрожает опасность из-за его фантазий о власти. Он жалкий ублюдок, и вряд ли что-то хорошее его ждёт. Как Кайли?
Меняю тему, а внутри себя понимаю, что, наконец-то, честно высказалась о своём бывшем, и мне не стыдно. Я отчего-то ставлю на его место Рафаэля. Да, он причинил мне боль, он сотворил страшное с моим телом и душой, но я его оправдываю, потому что в других ситуациях Рафаэль был достоин восхищения. И даже тот факт, что он выстрелил в лошадь, в которую, по словам преподавателя, специально пульнули камнем, Рафаэль не побоялся стрелять из пистолета, чтобы спасти меня. Я больше не верю его словам, которые он говорит мне, а верю его слабости рядом со мной. Я её видела. Я ей дышала. Я её чувствовала, когда он чуть не совершил ужасное с собой. Я слышала его, и это всё даёт мне чёткое понимание – Рафаэль убил бы каждого, кто попытался бы притронуться ко мне, когда я стала жертвой Кровавого Валентина. Он бы рвал их зубами, дрался до смерти, но не позволил бы им даже прикоснуться ко мне. Рафаэль не трус, просто сейчас он сломлен, и ему некому помочь, да и он не желает быть таким жалким, как Оливер. И если бы не моя простуда из-за того, что я прошлась голышом на холодном воздухе, то я бы снова попыталась. Лишь прошу кого-то, чтобы Рафаэль не совершил глупость, пока я не встану на ноги.
Дождись меня… умоляю. Не дай им убить себя. Не отбирай у меня причину, чтобы жить.
– Постоянно плачет из-за Тимоти. У него сильное отравление алкоголем, сожжён желудок. Он подключён к аппарату искусственной вентиляции лёгких, врачи ставят неутешительный прогноз, – Сиен быстро стирает слезу.
– Господи. Надеюсь, ему помогут. Это Швейцария, здесь лучшие врачи. Я верю в то, что он тоже найдёт причину, чтобы выжить. Тимоти должен это сделать, а Кайли мы будем поддерживать изо всех сил. Подбодри девочек, придумай что-то, ладно? Я посплю немного, голова болит, и тошнит, – передаю ей тарелку с супом, и Сиен кивает мне.
– Да, конечно. Мы пытаемся, прошло всего три дня, ему ещё предстоит операция, и я тоже верю в то, что всё будет хорошо. Хотя бы надежда ещё есть, – натягиваю улыбку и наблюдаю, как подруга выходит из моей спальни.
Нет, никакой надежды нет. Мои слова пыль. Я знаю, что Тимоти вряд ли помогут. Он был при смерти, когда его увозила скорая. У него нет шансов, и это уже очень страшно. Это убийство. Самое настоящее убийство, а сколько их было раньше. Множество. Мы все здесь преступники, такими нас растят, чтобы потом не было в сердце сожаления, когда в большом мире придётся приставлять дуло к виску врага и, не глядя, лишать его жизни навечно.