Табита получила повреждения средней тяжести и уже находится в палате. Как я скажу ей о том, что её сына больше нет? Как? Как посмотрю ей в глаза, ожидающие хороших новостей, и сообщу о том, что она похоронит сына? Как я буду опознавать его тело? Я не могу… не могу… я не справлюсь. Я не переживу, если увижу Рейдена мёртвым. Я не смогу принять это. И пока я не увижу его лицо, мёртвое лицо, он будет жить для меня.
— Оказать самую лучшую помощь для тех, кто оказался здесь сегодня. Все счета переслать на имя Шайди Лоу. Я подтвержу оплату. Номер моей карты, — я «на автомате» пишу цифры, зная, что Рейден сделал бы то же самое. Я недоглядела за ним. Я не угадала. Все мои графики и чёртовы цифры не помогли спасти его.
Передаю лист девушке, и она натягивает для меня улыбку.
— Рейден Броуд. Ему было больно? — сдавленно шепчу.
— Да. Мы сожалеем, что…
— Не надо, — качаю головой и, разворачиваясь, выхожу из больницы.
Я забыла, как нужно горевать и плакать. Даже сейчас, ошарашенная, потерянная и отрешённая, я не могу выдавить из себя слезу. Хотя бы слезу, которую Рейден заслуживает. Я не могу. С каждой минутой моё сердце темнеет. Становится очень чёрным и даже не таким твёрдым, как раньше. Оно не пепел. Не уголёк. Оно просто мышца, которая работает вопреки всему.
Мой мобильный звонит, и я достаю его из сумки. Волф.
— Да, — бесцветно отвечаю.
— Шайди, я только узнал. Рейден? С ним всё в порядке…
— Отвали от меня. Не делай вид, что тебе жаль. Мне не было жаль твоего друга, потому что он заслужил увольнения по всем параметрам. А Рейден был достоин большего, так и ты не изображай горе. Оставь меня в покое, — выключаю мобильный вообще. Я не хочу сегодня ничего решать больше. Сегодня ночь моей личной потери дорогого мне мужчины. Я отпустила мотылька, а он полетел на огонь… он сгорел, его подожгли, и я ничего не смогла сделать. Ненавижу себя. Это моя вина. Только моя вина. Если бы я не позволила ему открывать ресторан, то ничего бы не случилось. Не погибло бы пять человек. Не было бы раненых. Рейден улыбался бы… у него прекрасная улыбка.
Хочется кричать от боли, но я молчу. Забираюсь на мотоцикл и молчу. Я до сих пор, наверное, не приняла тот факт, что Рейдена больше нет. Не верю в это. Легко принять смерть человека, которого ты ненавидела. Это похоже на освобождение. А любимого… был ли любимым? Но точно Рейден был особенным. Больше, чем особенный мотылёк. Он был моим.
Я не тороплюсь домой, рассекая по улицам. Останавливаюсь у горящих букв «Голливуд» и всей душой их ненавижу. Они забрали его у меня. Это горе… оно такое невыносимое и душное. Горе, в котором столько отчаяния и бессилия. Горе.
Поднимаюсь на его этаж и подхожу к квартире Рейдена. Кладу одну ладонь на дверь и вспоминаю его слова о том, что он любил меня. Чем я это заслужила? Не знаю.
— Прости, что я не смогла тебя защитить. Прости меня, мотылёк, прости, — шепчу я. Горе разрастается сильнее и, подобно чёрному дыму, заполняет мои лёгкие.
Завтра. Я буду воевать завтра с тем, кто это сделал с ним. Я найду того, кто украл у меня Рейдена. Я убью. Не впервой.
Открываю дверь в свою квартиру и поднимаю голову. Элеонор, Аарон и Тина вылетают мне навстречу.
— Ну что?
— Рейден жив?
Сглатываю и слабо качаю головой на вопрос Тины.
— Боже мой, — она закрывает рот рукой, и по её щекам текут слёзы.
Элеонор шатает, и она прислоняется к стене.
— Я была в больнице. Я… не знаю, что сказать. Я… — У меня ком в горле. Он солёный и горький.
— Если бы я знала, что он умрёт сегодня, то… доказала бы ему… я не знаю, что сказать. Не знаю. Мотылёк… мой мотылёк погиб, — судорожный вздох срывается с моих губ, и, кажется, я сейчас упаду.
Но меня подхватывает Тина и обнимает.
— Шай, дорогая моя. Мне так жаль. Так жаль, — шепчет она, целуя меня в щёку. Прижимаюсь к ней и сухо всхлипываю.
— Я не успела… даже извиниться не успела… ничего не успела. Я хочу побыть одна, — отталкиваю Тину и иду, как в тумане, к себе.
— Уходите. Здесь живёт смерть. Уходите все… уходите. Я не хочу вас хоронить… я должна исчезнуть. Это моя вина. Во всём виновата я. Я это горе и боль. Я несу их с собой. Он был прав, когда сказал, что рядом со мной все умирают. Уходите. Спасите хотя бы себя. Вы мне дороги, и это только моя ошибка. Уходите, — поднимаюсь на второй этаж и вхожу в свою спальню.
Из рук падает шлем. Подхожу к картине и отодвигаю её. Набираю код. Сейф издаёт писк. Рукой сразу же нащупываю холодную бабочку и достаю её.
Холодный. Мёртвый. Нет уже блеска. И его подвеска теперь такая же.
Я сохранила её. Рейден подарил её, и я знаю, что это было искренне. Он, действительно, вложил часть своей души в эту подвеску. Опускаюсь на пол перед панорамными окнами и накручиваю на ладонь цепочку.
Вот так уходят мотыльки. Неожиданно. Быстро. Не успев даже сказать: «Прощай». Я видела это столько раз, но этот, единственный, стал самым страшным.
А я же знала. Изначально знала, что будет что-то не так. Я всё это знала и ничего не сделала, чтобы предотвратить. Я знала, и это убивает сильнее.
Сижу в темноте, и нет ни одной слезы. Ничего нет кроме мглы и горя. Его тепло больше не греет, а подвеска превратится в стекляшку.
От звонка в дверь дёргаюсь и бросаю взгляд назад. Никого не хочу видеть и ни с кем не хочу говорить. Но, вероятно, это Тина пришла, чтобы проверить моё состояние. Нет. Я не открою. Я больше никому не открою двери. Они заперты.
Раздражённо вздыхаю, когда Тина просто давит на звонок, считая, что выведет меня из себя. Вывела. Хочет, чтобы я её снова оттолкнула. Я это сделаю. Рядом со мной не живут. Рядом со мной умирают. Неужели, она не понимает этого?
Спускаюсь вниз, замечая, что в квартире никого нет, значит, точно Тина.
— Убирайся отсюда! Я сказала, вон от моей двери! Я не хочу тебя видеть, Мартина! Я не хочу тебя слышать! Ты умрёшь рядом со мной! Ты умрёшь, как и он! Уходи! — подскакиваю к двери и бью по ней ладонью.
— Уходи… пожалуйста, просто уйди и отдай мне эту ночь. Уходи, — уже тише добавляю я.
— Бабочка, ты мне нужна. Очень нужна сейчас. Открой. — От глухого голоса всё внутри переворачивается.
Я сошла с ума…
Глава 21
Шайди
Мёртвые не возвращаются к жизни. Они мёртвые. Они не умеют говорить и ходить. Они не шепчут, не могут приходить к живым. Их путь закончился. Вероятно, когда горе и боль переполняют сердце, то рассудок просто сдаётся. Наверное, именно так начинается сумасшествие.
Распахиваю дверь и с ужасом смотрю на Рейдена. На его лице несколько синяков и царапин. Одна ладонь перебинтована. Это всё, что я могу разглядеть под кожаной курткой.