– Друзьями? Лишь друзьями? – Он перехватывает мою руку.
– Другими быть мы не можем, и как бы не бушевали гормоны, нужно думать о будущем не только нашего ребёнка, но и страны. Она важна для нас обоих, ведь мы будем жить здесь. И тебе нужно найти баланс. Я всегда готова тебя поддержать и помочь, Дерик, но и ты не отталкивай меня. Это больно. – Накрываю его руку, лежащую на моей, свободной ладонью.
– Мне было проще, когда я просто служил на благо Альоры. Останься я им, то, не задумываясь, выбрал бы тебя, Джина.
– Это приятно, волкодав, ты возвращаешься. Но нужно принять во внимание все обстоятельства и следовать правилам. Хотя мы можем их и нарушать, правда? Кто сказал, что мы не можем общаться? Что мы не сумеем достойно пережить это сложное время? Мы сможем, Дерик. Ты, главное, сам не вычёркивай нас из своей жизни, и всё будет хорошо.
– Обещаешь?
– Я постараюсь приложить все силы, чтобы никто не помешал тебе быть ближе к нашему ребёнку.
Дерик притягивает меня к себе и целует в лоб.
– Я скучал, Джина. Я так скучал, – шепчет, постоянно касаясь губами моей кожи. И это ад. Быть так близко к нему и не иметь права сказать, как он нужен мне прямо сейчас. Желательно, внутри меня. Разрушать это хрупкое перемирие я попросту боюсь.
– Хочешь, покажу тебе детскую? – предлагаю я.
– Хочу.
Улыбаясь, продолжаю держать Дерика за руку и веду за собой на второй этаж.
– Ты повесила фотографии, – замечает он.
– Да, это снимки УЗИ. Ничего другого не нашлось, но надеюсь, что здесь будут висеть первые фотографии ребёнка, твои и мои. Пусть это место станет не полем боя для нас, а оазисом, в котором мы можем быть собой, – произношу, бросая на него взгляд, и завожу в детскую.
Щёлкаю выключателем и, перед нами открывается мой самый любимый вид. Белоснежная кроватка, два комода, пеленальный столик, кресло-качалка и сундук с игрушками на первое время.
Дерик, отпуская мою руку, обходит комнату и тяжело вздыхает.
– И в этом тоже я не участвовал, – печально произносит он.
– Зато ты участвовал в главном. Благодаря твоей сперме и забывчивости, у нас будет ребёнок. Какая разница, кто собирал мебель, Дерик? Не так это важно, а…
Охаю и замираю. Но боясь, что не успею, подскакиваю к Дерику и, хватая его руки, кладу себе на живот.
Его глаза сразу же оживают, когда он чувствует, как ребёнок толкается во мне. Он тихо смеётся. От радости. Надеюсь, от понимания, в чём, действительно, теперь суть нашей жизни.
– Он или она стал сильнее. В прошлый раз было слабо, а сейчас… тебе не больно?
– Порой очень, но мне нравится. Ребёнок растёт. Ты это видишь, Дерик? На Германа он так не реагировал, как на тебя. Он знает, что его отец рядом.
Конечно, может быть, меня осудят за ложь, ведь совсем не факт, но я хочу, чтобы у Дерика появилась уверенность в том, что он нужен нам обоим в равной степени.
– У тебя с ним, правда, ничего нет? – спрашивая, Дерик медленно проводит ладонью по моему животу.
– Нет. Хотя, возможно, Герман не самый худший вариант, но он не тот, кто даст мне всё, что я хочу.
– А чего ты хочешь, Джина?
– Пока не определилась. Признаюсь по секрету, меня пока возбуждает только один мужчина. Это моя огромная проблема в последнее время. С ней жить довольно сложно, но я выкручиваюсь как могу, – шепчу.
– Мужчина? Я его знаю? – В его голосе вновь появилась сталь.
– О-о-о, да, ты его видишь каждый день в отражении зеркала. Видимо, мои гормоны выбрали исключительно его, чтобы доводить меня до бешенства матки, но я ни на что не намекаю, просто хочу, чтобы ты знал. Оргии – не моё. На первом месте у меня малыш. – Накрываю его руки своими. Лицо Дерика расслабляется, и он снова улыбается мне.
– Я могу тебя кое о чём попросить?
– Конечно.
– Ты не хочешь спать?
– Не особо пока. А что?
– Тогда посиди со мной внизу. На моём диване, а не на том, где остались отпечатки чужих мужских задниц.
Смеюсь от нелепости его просьбы.
– Не буду тебя разочаровывать, но Дин…
– Вот и молчи. Не разрушай мою надежду, Джина.
Легко. Наверное, в жизни всегда есть место резким скачкам температуры в отношениях между мужчиной и женщиной. Без неё нельзя чувствовать себя живой.
Спустившись вниз, Дерик бросает подушки на пол и садится спиной к стене. Я располагаюсь между его ног, как когда-то давно. Его ладони снова накрывают мой живот, и я облокачиваюсь головой ему на плечо.
– Ты сказала, что справляешься с гормонами. Как, Джина?
– Ты не захочешь это знать, поверь мне, – хмыкая, бросаю на него красноречивый взгляд.
Дерик изгибает бровь, игриво опуская ладони ниже.
– Даже не думай об этом. Я борюсь с гормонами, – шепчу, успевая перехватить его руки.
– Хорошо, секрет за секрет, да?
– Ты сам предложил. Слушаю. – Наши пальцы переплетаются.
– Потрогай мои ладони, кажется, они все в мозолях, потому что я не борюсь со своими гормонами, и беременность меня очень возбуждает. – Его шёпот касается моих губ. Боже, только не сейчас. Моя кровь радостно вскипает от такого недвусмысленного признания.
– Дерик, – выдыхаю я.
– Я не могу перестать думать о тебе. Вот такой. Новой. Не настаиваю ни на чём, Джина, но если я умру от переизбытка своих порочных гормонов, то это будет на твоей совести.
– Дурак, – смеясь, толкаю его спиной, и в этот момент ребёнок снова переворачивается.
– Чёрт, мне так хорошо. Это мой малыш, Джина. Наш малыш.
– Наш, Дерик.
Он прижимается к моей щеке губами. Прикрываю глаза, наслаждаясь этой минутой.
– Прости меня, Джина. Я испортил твою жизнь своими гормонами. Но мои условия насчёт Германа в силе.
Цокая, поворачиваюсь к Дерику лицом. Как же хочется его поцеловать. Снова почувствовать вкус его губ на своих. И этот напор, который затмевает здравый смысл, но я держусь из последних сил.
– Неужели, ты ревнуешь? Я же этого не делаю, хотя вокруг тебя много красивых и небеременных женщин, – прищуриваюсь.
– Тем более, дружба не предполагает данное чувство, – быстро добавляю.
– Подожди, то есть тебе всё равно, если мой член будет в ком-то другом? И это не вызывает ни капли ярости?
– Ну, вероятно, немного неприятно. Но я не могу заставить тебя этого не делать, не так ли?
Дерик лишь усмехается и явно что-то выдумывает в своей больной голове.
– Так, ты не ответил…
– Ш-ш-ш, Джина, у меня буйство гормонов, дай им немного успокоиться. Помолчи.