Чудовы луга - читать онлайн книгу. Автор: Ярослава Кузнецова, Анастасия Воскресенская cтр.№ 34

— Ну что, мужики, что вы смотрите? Идите, наконец, за стражей. Пусть заберут покойничка. — Она отряхнула юбку. — Я ему больше не нужна.

— Я ж говорил — беду накличет! — Корешок досадливо махнул рукой. — Как в воду глядел. Видали, парни, что будет, если поднять руку на Смерть?

— Смерть и будет, — ответили ему. — Сам виноват.

Ласточка, раздвинула зевак и выбралась из толпы. Где Кай?

Он отодвинулся с того места, куда отбросил его удар, но на ноги так и не встал. Сидел, скорчившись, уткнувшись головой в колени, обняв сам себя за щиколотки.

— Кай! — Ласточка пошевелила его за плечо, потом присела рядом на корточки. — Что с тобой, эй?

Он поднял голову, разлепил глаза. Скула у него распухла и почернела. Не ответив, Кай вцепился Ласточке в рукав и попытался привалиться к ней.

— Вставай. Пойдем отсюда. Что с тобой?

— Все… ездит… — пробормотал он. — Тошнит… очень.

Ласточка кое-как перекинула его руку себе на плечи, обхватила за пояс.

— Кай, надо встать. Давай, соберись… давай, одну ногу, потом другую… Пойдем домой.

Он замычал, но поднялся.

Площадь, запруженная народом, продолжала праздновать. Кое-где взрывались хлопушки, визжали виолы и бухал барабан. Воз тускло светился алым над волнующимся морем голов, и вот, прямо на глазах у Ласточки, он дрогнул и медленно провалился сам в себя, подняв к небу столб крутящихся искр. Перекрыв музыку, над площадью проплыл долгий тоскливый звук, похожий на вздох.

* * *

Художник, возившийся в часовне с положенной на козлы дверью, не замечал ничего вокруг.

Год назад он приехал к Кавену по обету и с тех пор работал над убранством с помощью ученика. Он пережил резню в Верети, голодную зиму и кратковременное вторжение раделева гарнизона.

Кай запретил трогать мастера, тот иногда даже обращался к болотному лорду с мелкими просьбами.

Просьбы у него были чудные — то извести, то воску, то рыбьего клея, то еще чего. Кай помогал, чем мог, когда был в настроении.

Священник сбежал, в часовне больше не служили, что не удивительно.

Но… все-таки…

Раскрашенная статуя святой Невены стояла на алтарном возвышении, капюшон темного плаща опущен, в руках — простая деревянная чаша. У ног жались две серые кошки.

Выше, в полукруглой конхе был изображен Спаситель с мечом в руках, амо эспаданьядо, как звали его на западе. По худым ладоням с ранами от гвоздей и по обоюдоострому клинку стекали алые струйки.

«Не мир пришел я принести, но меч…», по складам прочел Кай и отвел глаза.

Святая Невена молчала, прижимая к груди чашу, молчали ее кошки. Ярко светились черепки с маслом, темнота плавилась, мерцая.

Лаэ, пришедший вместе с ним, то ли из любопытства, ведь найлы были язычниками, то ли еще почему, почтительно молчал рядом.

А я сам…

Кай бездумно коснулся медной ласточкиной сольки, болтавшейся меж ключиц.

Я и сам не знаю, кто я.

Он никогда бы не признался себе, что приходит сюда не для молитвы. Что ему, бродяге, было просить у Госпожи дорог…

Серое простое платье, неулыбчивые крепко сжатые губы… Кай мог бы поклясться, что если статуя откинет с лица капюшон, то на него глянут зеленоватые глаза Ласточки.

Он еще немного постоял перед статуей, покачал головой и развернулся, собираясь уходить.

Лаэ с интересом разглядывал скудное убранство часовни, потом подошел к козлам. Одна из створок, покрытая чем-то белым, плотным, вроде густого мела, стояла, прислоненная к стене. Рядом возился худенький мальчишка в обносках, разглаживал деревянным бруском и без того лоснящуюся поверхность.

Заметив широкоплечую темную фигуру при мече, мальчишка вздрогнул и втянул голову в плечи.

Художник отставил плошку с тертой краской и подошел.

— Вы уж не пугайте мальца, господин, — решительно сказал он, оттесняя удивленного найла в сторону. — Он и так пуганый, из огня его прошлой осенью вытащил. Не в себе он. Лощит доску, и ладно.

Мальчик, худющий, с неровно обрезанными русыми волосами и россыпью веснушек на носу, понял, что опасности нет, и снова взялся за брусок.

Кай молча наблюдал, не вмешиваясь. Ученика художника, такого же смуглого андаланца, зарубили при штурме. Кай даже не знал, кто. Тогда мастер пригрел вот этого, какого-то бывшего кавенова слугу. Заморыш так и жил в часовне, шугаясь каждого звука и высовываясь только половить рыбу в Лисице.

— Я только хотел посмотреть, — пробурчал Лаэ, смутившись. — Интересно. У нас такого нет.

— Да у вас на севере, с позволения сказать, только снег да лед, — мастер пожал плечами. На смуглой щеке засох потек яичного желтка. — Хотя интересная резьба по камню встречается, встречается…

— В Леуте красиво, — ревниво вступился за родной город Лаэ. — Но такого и впрямь у нас не рисуют, добрый мастер.

Кай вдруг ощутил смутную ревность. Сын Лайго оживленно болтал с художником, говорил по альдски чисто, почти без акцента, только чуть упрощая фразы. Еще пара фраз, и вечно настороженный андаланец принялся объяснять Лаэ, как растирают краски и как добавлять очищенный желток, чтобы схватилось. Даже всполошившийся поначалу подмастерье оставил работу и подошел, потом робко улыбнулся, открывая щербину на месте зуба.

На подготовленной к росписи створке уже были нанесены четкие линии заготовки, прописаны одежда, доспех и крылья. На дверях часовен обычно изображали двух вооруженных ангелов, охранявших вход в святилище.

Вместо лица и рук будущего ангела светилась желтая охра подмалевка.

Кай приблизился, глянул поверх спины склонившегося над изображением Лаэ.

— Чешуя обычно на пряжках держится, добрый мастер, а у вас вроде как сплошной доспех, — Лаэ со знанием дел потыкал пальцем ангелу в бок. — А так здорово нарисовано, как живой.

— Все никак не могу нашего лорда уговорить мне позировать, — посетовал художник, бросая на Кая укоризненный взгляд. — Лицо то… ну как такое не нарисовать.

— Да ну его, — недовольно проворчал Кай. — Ангелов еще не хватало… сказал же, нет.

Мастер и впрямь донимал его весь последний месяц, появляясь в самые неудобные моменты. Увещевал он высокочтимого лорда Верети самым наилучшим и разумным образом. «Вот убьют вас, благородный господин, или повесят чего доброго», бубнил он, окидывая взбешенного Кая взглядом профессионального закройщика гробов, «вот убьют, говорю, ненароком, в схватке смертельной, а лицо-то останется навечно, в божественной форме запечатленное. Не можно такой натуре восхитительной пропадать.»

После таких слов рука сама к мечу тянулась.

— Гордыня — великий грех, благородный господин, — снова пошел в атаку андаланец. — А красота должна служить просветлению умов и умиротворению жестоких сердец.