Плач серого неба - читать онлайн книгу. Автор: Максим Михайлов cтр.№ 58

Пытаешься вернуться — перед глазами моментально возникает знакомая мутная картинка. Воспоминания? Отбросы воображения? Не разберешь, сплошные пятна.

Но у каждого пятна есть свое настроение и свой запах.

Например, большое светлое и мягкое пятно — всегда теплое и пахнет едой. Весь день перетекает с места на место где-то рядом, звучит, и от его звуков становится уютно и спокойно. Иногда он кричит, и пятно подплывает, обволакивает, утоляет голод и прогоняет страхи.

А если напрячься, то вспомнится и второе пятно. Хотя в его появлении он всегда винил, как раз, фантазию. Второе пятно тоже было светлым, очень светлым…

— Я, между прочим, добра тебе желаю. Наказание — оно не для того, чтобы мне было хорошо, а тебе плохо. Тебе, сын, должно знать, что такое дисциплина. Или ты поймешь это сам, или никогда — слышишь, никогда, — не вырастешь. Ясно? Или нет?

…да, очень светлым. Как лицо и волосы этого незнакомца… Или, все-таки, отца?..

— Ма-ало я тебя порол, ох, ма-ало… Так, сынок. С сегодняшнего дня начинаем жить по-новому… Станешь у меня человеком.

…Альв. Человек. Альв. Человек… Тот, в ком он уже почти видит отца, постоянно переходит с места на место. Шум в висках становится громче, давит изнутри. Белая фигура плывет и перетекает из формы в форму. Как глина. А ведь это и есть глина. Протяни руку — и вылепишь что угодно. Что захочешь, то из податливой приречной грязи и получится. Хочешь — чужак, а хочешь — свой. Озарение, словно вспышка: альв? Протяни руку, станет человеком. Отцом.

— Станешь человеком… Стань. Человеком.

— Что?

— Хочу, чтобы ты был человеком. Отцом.

— Я и есть…

Разочарование.

— Нет…

— Что?

Боль бьется в виски.

— Нет…

— Да ты, никак, отцу перечишь?!

Говорить трудно.

— Ты… мне… не отец.

— Что-о-о?

— Не отец… Мразь… Я почти поверил… Я хотел… Я верил… Протяни руку — и станет отец. Как из глины.

Слезы.

Что случилось с седым альвом? Он не движется. Застыл, смотрит внимательно, молча. Взгляд цепкий, впивается в лицо, заставляет поднять голову.

Сморгнуть влагу с ресниц.

— Сволочь… Я думал… отец, а… а ты… Я почти поверил! — голос таки срывается на крик, — почти, понял? А ты… Не стал человеком. Не вылепился.

Ч-чего он лыбится, гадина? А глаза-то, глаза — на губах улыбка, а в глазах — ничего. Пустота.

— Восхитительно. Просто превосходно. Нет, у меня положительно нет слов!

О чем он бормочет? Чего ему надо? Кликнуть бы Бурка, он уж ему покажет, эггрище-то. Но ни сил, ни желаний не осталось. Только черная тоска, проникшая во все уголки души. Он поднимает взгляд на беловолосого, ожидая, что брызги тоски плеснут из глаз на эту сволочь. Нет, нет выхода мерзости — забралась вглубь, заперлась в самой сути, когти выпустила — хрен выгонишь.

— Так что же тебе показалось, мальчик мой? — странно, но теперь из голоса альва пропали отеческие нотки, и слушать его не так больно. Все равно. Тоска-то никуда не делась. Он не злится, просто вспоминает, как злился сегмент назад.

— Отвянь, гад, отстань! Вали отсюда…

— Нет, малыш, не пойдет. Не хочешь ты, чтобы я уходил. Ты сейчас сам не знаешь, чего хочешь. Ты растерян и тебе очень, очень тоскливо. Будто остался один на всем свете, лишился всего сразу, а взамен что-то получил, да только вот непонятно, что. Правда?

— Не знаю!

Да. Так и есть. Но тебе-то какое дело?

— Знаешь. Только не хочешь говорить. Я тебе немного помогу.

— Да на кой хрен ты мне сдался, дядя?

— Тише, тише. Я не разрешения прошу, а готовлю тебя.

— К чему?

— К этому.

Глаза альва непроницаемо черные. Завораживающие. Глубокие. И в этой глубине… И все ближе…

— Что это?.. Что?!

Крик. Чей? Его.

А кто он?

Астан. Его зовут Астан. Он — главарь Мух. Мухи — банда таких же мальчишек как он. Они — важные одушевленные этого города. Город большой и страшный. Они должны стать страшнее него. Чтобы не Вимсберг сожрал Мух, а Мухи — Вимсберг.

Так и будет.

— Нет, сынок, будет не так. Будет гораздо больше. И лучше. Но только для тебя. Ты увидел глину — и вылепил из нее свое счастье. Только ты. Для остальных, боюсь, ничего не изменится. Понимаешь меня?

— Да… папа.

И с улыбкой глядит на отца. В одной только этой улыбке обожания и радости — он сам столько не видел с тех пор, когда началась его память. Но только в улыбке. В глазах — ничего. Пустота.

— …Потом он позвал остальных. И Бурка, и Корсу, и Лапида… И толстяка того, не помню, как звали, мы не говорили никогда, тоже позвал. Все, короче, кто в доме был, пришли. Не могли не прийти же. Он им не просто другом был, он же… он же как отец всем… Хотя и самый младший. Если Астан бы сказал камень на шею привязать и в море прыгнуть — пошли бы и прыгнули. Знали бы, что добра желает. А тут… Не то что-то было. Не то! Он всех позвал, седой каждому в глаза посмотрел, и все ушли.

— Так что же не так? — В улыбке Карла искренности было — как пресной воды в море. Глаза Тронутого с потрохами выдавали стремительно росшее волнение. Девчонка не замечала — ресницы слиплись от слез, да и головы она почти не поднимала. С тех пор, как мы вернулись в комнату, она вцепилась в подлокотники кресла и держала мертвой хваткой, словно только они удерживали ее от падения в исполненную бесконечной жути пропасть. Чтобы взять у Карла чашку кофе, ей пришлось приложить серьезные усилия.

— Может, они с этим стариком о чем договорились, да пошли… как это у вас зовется… на дело?

— Дядька! Ну ничего ты не понимаешь. Ни на какие дела Астан сам не ходит никогда! Он же главный, ему дома сидеть. И Бурка не отпускает далеко, — глаза девчонки прижмурились, а губы снова запрыгали, — лучше бы я попозже с докладом пришла, ничего б не видела… А у меня мой половинчик на соседней улице живет, я че, виновата?.. — ну вот, опять всхлипывает. — Да я же говорю, этот седой такое плел, такое! Что-то про то, мол, что он Астану отец…

— Гм. Астан же, вроде бы, человек? — негромко спросил я, прекращая прятаться за чашкой с кофе, — а гость, как ты говоришь, альв? Что-то не сходится.

Эк она на меня сразу уставилась! И взрослые-то альвийки так не смотрели, когда я отказывался принимать гонорар иначе, чем деньгами.

— Ты, говорят, сыщик, дядя? И какой же ты, на хрен, после этого сыщик? Альвини много видел? Че, все на альвов похожи? Не знаешь, чо сказать — заткнулся бы вообще!