Я рванулась, пытаясь высвободить руки и поняла мало приятное — шартайские браслеты. Это вам не железо, где достаточно вывихнуть большие пальцы, чтобы высвободиться, это кожа, плотная, пропитанная синтетическим составом, стягивающаяся тем сильнее, чем активные попытки вырваться.
— Черт! — я взвыла, едва запястья сдавило. — Черт! Бракованный навигатор! Черт!
— Тихо-тихо, — меня мгновенно придавили к кровати, мои запястья архонт Дагрей сжал одной рукой, вторая с нежностью погладила по щеке. — Все хорошо. Мелани.
— Что хорошо? — заорала я. — Отпусти, придурок! Слезь с меня! Ты…
Он внезапно склонился и поцеловал. Я дернулась, меня просто трясло от ярости. А архонт целовал. Очень нежно, очень умело, даже не пытаясь просунуть язык мне в рот — видимо понимал, что откушу нахрен, и это бесило еще больше. А потом большой палец его руки, удерживающей мои запястья, начал осторожно поглаживать чувствительную кожу… Я замерла, всего на миг замерла, и ощутила его улыбку…
— Не смей! — прошипела, ощутив прилив убийственной ярости. — Вот просто не смей!
— Милая, — он вновь поцеловал, рука, удерживающая мое лицо, не позволяла отвернуться, и все так же продолжал поглаживать кожу на запястьях, — у тебя вообще мужчины были?
Вырываться я перестала. Даже не знаю почему.
— Ааа, — протянул архонт, затем губы его скользнули по щеке к уху и мужчина прошептал, — ну я так и понял.
И он резко встал. Потянулся за простынею, прикрыл меня всю, до шеи. Потянулся, разминая спину, отошел к столу, взял бутылку из толстого зеленого стекла, открыл, наполнил свой стакан. Затем, развернувшись ко мне, присел на край столешницы, не отрывая от меня взгляда, сделал медленный глоток, и поинтересовался:
— Почему?
Чувствуй себя неловко, решила ответить грубо:
— Понимаешь, мы всегда с позы на коленях начинали.
Эрих улыбнулся, сделал еще глоток спиртного и предположил:
— Откусывала прежде, чем дело до главного доходило, да?
Решила не отвечать.
Ситуация все больше бесила.
— Извини, это была шутка. Не очень удачная. Прости, — произнес Эрих, но улыбка у него становилась все шире.
— Ржать прекратил! — рыкнула я.
Хохотнув, архонт Дагрей посерьезнел, отпил еще несколько глотков и задумчиво произнес:
— С тобой будет весело.
Что?!
— В смысле? — облизнув пересохшие губы, спросила я.
— Не делай так, — попросил адмирал, и допил все из бокала.
Затем, поставив его на стол, вновь развернулся ко мне, скрестил руки на груди, и, глядя мне в глаза, без тени иронии произнес:
— Намереваешься вернуться на Гаэру?
— Элементарно, — не стала скрывать я.
— Нет, — спокойно сообщил он.
Сузив глаза от злости, внимательно смотрю на мужчину.
Эрих улыбнулся, и продолжил:
— Ты летишь на Тайрем.
Прозвучало весомо. Спокойно. Не как сообщение или фраза, а как данность. Как постановление суда, как приговор, причем из области «У вас рак. Неизлечимая стадия».
Сузив глаза, пристально смотрю на архонта. Мужик продолжил, разглядывая переливающееся в бокале вино.
— У тебя будет приличное содержание, особняк в столице, особняк на берегу океана.
Взгляд на меня поверх бокала и насмешливое:
— Охрана.
— Тюремщики, — догадалась я.
— Можно сказать и так, — не стал отрицать адмирал.
И я поняла, что это все. Для него все. Жаль он не понял.
— Да-да, — усмешка, — я знаю, кто ты. В момент, когда я улизнул из ДТП, а твои полудурки растеряно повыскакивали, я смотрел на тебя — собранную, уверенную, решительно раздающую команды, и чувствовал, как все сильнее растет внутреннее напряжение…
— Там растет? — я указала глазами на области пониже живота.
— Там тоже, — улыбка стала чуть шире.
Самоуверенный гад, чем-то мне Хама напомнил. Только этот породистый. С эдаким налетом аристократической ленцы. Сколько ему? Тридцать, сорок, сорок пять? Такие чем старше, тем опаснее. Женат? Женат, седьмой архонт, а значит уже сто процентов имеется наследник и не один. Это ведь для них так важно — обеспечить себя наследниками, а вот после этого венценосная супруга остается забытой в родовом поместье, а высокорожденный аристократ пускается на поиски приключений.
Я — очередное?
Судя по всему — да. Архонт и не скрывает этого. Об этом говорит его внимательный взгляд, это читается в чуть заметной усмешке, на это намекают натянувшиеся в определенном месте брюки. И слегка изогнутая бровь — жест, коим он отреагировал на мой пристальный взгляд, говорит о том же. Я игрушка, очередная игрушка… Интересно, сколько их у вас уже было, архонт?
— Мне это нравится, — Эрих усмехнулся, вновь сделал глоток вина, — обнаженная, скованная, но не сдавшаяся. Интригует твой взгляд, Мелани.
— Мегера, — спокойно поправила я.
— Тебе не подходит, — он допил все вино до дна.
— Ммм, — улыбка заиграла на моих губах, — я офицер разведки, милый, у нас каждое прозвище требуется заслужить.
Отставив бокал на стол, мужчина мягко, с грацией истинного аристократа, что учатся танцевать со сталью прежде, чем способны ровно ходить, приблизился к постели, лег на бок рядом со мной, и подперев рукой голову, прикоснулся пальцем к моим губам, затем медленно обвел по контуру и прямо спросил:
— Ты сверху, или снизу?
Не могу сказать, чтобы я против. Несмотря на ситуацию, несмотря на злость — тело, излишне остро воспринимающее происходящее из-за полускрытой обнаженности, реагировало на этого мужчину. И бесило именно это — архонт знал. Именно знал, что прикрытая простыней, я буду гораздо более беззащитна, нежели находясь полностью без одежды. Когда ты гол — напряжен, когда одет — более уверен в себе, но когда обнаженное тело от чужих взглядов скрывает лишь тонкая чуть холодящая кожу простынка — ломка стереотипов полная, и бешенный коктейль из чувства ранимости, стыда, уязвимости и сексуального желания… Бесит.
— Сними наручники, — холодно произнесла я.
Тайрем на просьбу отреагировал прикосновением кончиков пальцев к моим запястьям. Щекотно и бесконечно приятно одновременно. И даже это прикосновение вызвало волну тепла по телу. Следом озноб. И хотелось бы верить, что он не заметит, как напряглась грудь, выдавая мои эмоции. Но разве аристократов волнуют чужие чувства, эмоции, жгучий стыд, в конце концов.
Эрих улыбнулся. Самодовольно, с видом элитного самца, отчетливо знающего, как на него реагируют самки. Затем медленно, не отрывая взгляда от моих глаз, склонился к груди, кончиком языка, через простынь, коснулся одного напряженно торчащего соска, после медленно, и все так же глядя мне в глаза, прикусил губами второй.