– Домашнее, – пояснила Киннамон. – Овсяное с изюмом.
Дин с широкой улыбкой потянулся к печенью. К тому времени, как чайник засвистел, он бодро расправился с двумя и приступил к третьему.
Киннамон сняла чайник с плиты и подошла к столу.
– Выбирайте чай, – скомандовала она. – Отказ не принимается. В такое ненастье горячий чай – то что надо, чтобы согреть косточки.
Возражать было бесполезно, поэтому братья выбрали по пакетику обычного чая, открыли их и положили в кружки, чтобы Киннамон могла плеснуть в них кипятка. Наполнив кружки, она поставила чайник на холодную конфорку, уселась по другую сторону стола и некоторое время молча макала чайный пакетик в кружку. Наконец она сказала:
– Полагаю, мальчики, вы зашли что-то мне показать?
Братья переглянулись, и Сэм, откашлявшись, вынул из кармана нашивку.
– Да, – сказал он. – Вот это.
Нашивка, проскользив по столешнице, остановилась около Киннамон, но та не попыталась поднять ее, только прищурилась.
– Почему вы решили, что это принадлежит нужному человеку? – Она зажмурилась, словно от внезапной боли, и добавила: – Не то чтобы есть ненужные люди. В смысле…
– Мы поняли, – перебил Сэм. – Все важны.
Киннамон кивнула, угрюмо глядя на медленно темнеющую жидкость в кружке.
– Должно быть, вам тяжело, – сказал Дин спустя мгновение. – Заглядывать людям в головы, иногда в худшие моменты их жизни… – он осекся.
Киннамон вздохнула.
– Именно, – согласилась она. – Люди думают, что здорово читать мысли, знать, о чем думают другие, но они забывают, что есть и плохая сторона. И я даже не говорю о всяких пикантных мыслишках и ночных непотребствах. С этим по большей части легко… Я просто не обращаю на эти мысли внимания, отталкиваю их, если, конечно, с ними не мешается что-то похуже. Проблема в том, что во всякой душе есть тьма. Вина, злость, зависть. И знать это, ощущать это очень изнурительно. Как будто подобные мысли вытягивают из меня крупицу жизни. И это при условии, что речь не идет о… худшем.
Сэм впился в нее взглядом.
– О смерти? Вы и после нее что-то видите?
– Боже, надеюсь, что нет, – категорично отозвалась Киннамон. – Поскольку все, что мне удалось мельком увидеть, очень плохо.
Сэм взглянул на брата. Тот, кажется, хотел что-то сказать, но, увидев предупреждающий взгляд Сэма, промолчал и запихнул в рот остатки третьего печеньица.
Киннамон вздохнула, и только теперь братья поняли, как она, должно быть, от всего этого устала, хотя в том, что это, предстояло еще разобраться. Сколько лет она подозревает, что с исчезновениями что-то нечисто, и гадает, следует ли ей – и вообще способна ли она – сделать что-то, чтобы остановить их? С другой стороны, вероятно, она ощущает лишь беспомощность, обладая умением, в которое никто в так называемом реальном мире даже и не верит. Сколько бы она ни помогала в прошлом, Сэм и Дин не могли себе представить, чтобы шериф Томпсон принял ее предложение помочь, – он бы посмеялся и прогнал ее, велев не совать нос в дела управления. И это было бы самым приятным, на что шериф способен. После этого он бы сказал ей – очень вежливо, несомненно, – прекратить мешать расследованиям.
Киннамон сжала губы, из-за чего стала выглядеть еще более усталой. Ее одежда снова была в горошек: к джинсам прилагалась ярко-зеленая блуза, а на шее был повязан все тот же фиолетовый платок в белую точку. Сочетание зеленого и фиолетового казалось неудачным: на этом фоне ее бледное лицо выглядело землистым и худым почти до прозрачности. Тонкие вены бежали от подбородка вверх – нечеткие красноватые, зеленоватые и багряные линии.
– Давайте просто расслабимся на пару секунд, – Сэм подхватил нашивку и снова сунул в карман. – Попьем чаю, поедим печенье. – Он подцепил печеньице и надкусил. – Удивительно вкусно. – И добавил, взглянув на Дина: – Вон у него спросите. Он у нас ценитель выпечки.
Дин в ответ стащил с тарелки четвертое печенье и поднял его так, будто произносил тост в ее честь.
– Спасибо. Я испекла их утром. Хотела чем-то занять руки, пока ждала вас, – Киннамон тоже взяла печенье и откусила маленький кусочек, потом слабо улыбнулась и словно бы слегка расслабилась. – Вкусно, да? Мамин рецепт.
Некоторое время они сидели в уютном молчании, попивая чай и уничтожая печенье. Дин мог бы легко расправиться с содержимым тарелки в одиночку – на самом деле, он бы так и сделал, но Сэм пнул его под столом в лодыжку, когда он потянулся к одному из двух оставшихся печеньиц. Отдернув руку, Дин вытер пальцы о штаны.
Киннамон смерила его взглядом.
– Дать салфетку?
Дин широко улыбнулся и мотнул головой.
– Нет, спасибо.
– У тебя рот в крошках.
Дин машинально утерся тыльной стороной ладони.
– Уже нет.
– Не обращайте на него внимания, – вмешался Сэм. – Его волки в лесу растили.
Со смешком Киннамон встала и собрала кружки. Когда она коснулась кружки Сэма, ее палец скользнул по краю, и Киннамон моргнула. Ее рука едва заметно дрогнула.
– С вами все в порядке? – спросил Сэм.
Киннамон встряхнулась и понесла кружки к раковине.
– Все в порядке, Сэм, – сказала она. – Спасибо, что беспокоишься.
Сэм выпрямился и резко повернулся к ней. Она стояла у раковины, вытаскивала чайные пакетики и осторожно мыла кружки.
– Киннамон…
Не поворачиваясь, она вскинула руку.
– Не стоит. Я просто поняла, кто вы на самом деле. Вы сказали мне, что охотитесь на монстров, и я вам поверила, но только что все окончательно встало на место. – Киннамон повернулась и встретилась взглядом с Дином. – Сэм и Дин Винчестеры. Братья. Охотники на чудовищ, притом известные. Это удивительно.
Сэм убрал с глаз волосы.
– Не настолько удивительно, как то, что умеете делать вы, – возразил он. – Нам по большей части приходится во всем разбираться самим. Получается, вы можете… Просто вот так дотронуться до человека? Или до его вещи? И сразу все о нем узнать?
– О нет, ничего подобного. – Она хрипло хохотнула. – Да, я обычно вижу имя, в общем понимаю, кем этот человек был – или есть, как в вашем случае. Возможно, узнаю кое-что из его прошлого. – Киннамон покачала головой. – Если бы у меня была своя передача, она бы называлась «Немножко Экстрасенс». Вот только я всегда умудряюсь в деталях увидеть все плохое, все ужасные вещи, которые случаются с людьми. – Она взяла с кухонной стойки посудное полотенце и вытерла руки. – Почему мне не достаются хорошие воспоминания? Ну, знаете, как женщина выходит замуж или мужчина берет на руки новорожденного сына.
– Паршиво, – посочувствовал Дин.
Сэм промолчал. Он гадал, хочет ли Киннамон видеть такие вещи, чтобы уравновесить все те ужасы, которые ей достаются, или потому, что она никогда сама не испытывала подобного. В любом случае ее было жалко.