Засланцы - читать онлайн книгу. Автор: Лион Измайлов cтр.№ 43

– Я купил три яблока за пять центов и продал их за десять. На десять центов купил шесть яблок и продал их за двадцать, и так целый год. А потом у меня умер дядя и оставил мне в наследство два миллиона долларов.

Далее вы прочитаете исповедь миллионера. Он отдал мне свои записки и сказал: «Если хочешь, отредактируй и издавай, только без моей фамилии. Мне слава писателя не нужна».

Долго я не решался эти записи опубликовать, но вот, наконец, решился.

Когда мне было восемнадцать лет, гадалка нагадала, что до тридцати лет я буду жить обычной жизнью, в которой невзгод будет больше, чем везенья, а в тридцать лет у меня начнётся какая-то необыкновенная жизнь. На меня посыпется манна небесная, я стану богат, меня все будут любить, я посчитаюсь со своими обидчиками. А в ближайшем будущем меня ждёт болезнь, из которой я буду выбираться целых полгода.

Я познакомился с этой гадалкой совершенно случайно, на пляже, возле одного из Путяевских прудов. Мы с приятелем лежали на траве и никого не трогали. Я и не думал ни о каких гадалках, и никогда в мыслях не было обращаться к ним за советом.

А рядом с нами расположилась большая компания. Они сидели, лежали вокруг пледа, где были закуски и напитки. Они гуляли. А мы тихо загорали, наблюдая за ними.

В этой компании оказалась эта женщина, которая вдруг подошла ко мне и спросила:

– Хочешь, расскажу, что ждёт тебя в будущем?

– А почему именно мне? – ответил я вопросом на вопрос.

– А я вижу, ты интересный человек, необычный, и всё у тебя в жизни будет не просто так.

Я согласился, и она мне нагадала.

Как же я потом ругал себя за то, что согласился на это гадание.

Уже потом я узнал, что гадание может оказаться программой, которой тебя «наградит» гадалка.

Уже потом я узнал, что человеку, а особенно верующему, не надо знать, что его ждёт впереди.

Уже через месяц я об этом гадании пожалел, когда заболел ревмокардитом.

С гадалкой разговор был в июле, а в августе я поехал в дом отдыха «Болшево».

Оттуда, из Болшева, в один совсем не прекрасный для меня день, мы всем коллективом отдыхающих отправились на какое-то водохранилище во Фрязино.

Уж не знаю, вернее, не помню, каким образом кто-то в моем пуховом свитере прыгнул в воду.

А я потом выжал воду из свитера, а свитер, было жарко, надел на себя. И так в этом влажном свитере продолжал кататься на лодке.

В результате я и не заметил, как простудился. Потом почему-то держалась температура – 37,2°. Держалась долго, несколько месяцев. В результате – ревмокардит.

Интересно, что через много лет один мой друг, врач-гомеопат, в подобном же случае, когда дня четыре держалась температура и так же закладывало нос, этот врач дал мне какие-то зернышки, и через день температура стала нормальной. Он мне что-то по этому поводу объяснял и сказал, встреться мы тогда, он так же быстро снял бы мою болезнь. Жалко, что не оказалось со мной тогда рядом знающего врача. Что можно было ожидать в советское время от обычного врача обычной поликлиники, где в основном занимались выписыванием бюллетеней.

Но это я отклонился.

Главное, что предсказание стало сбываться. Из-за болезни я потерял год в техникуме, где я тогда учился.

Учился я хорошо. Можно даже сказать, отлично. То есть был отличником как в школе, так и в техникуме.

Ещё один немаловажный момент – гадалка сказала:

– Тебя многие будут обижать. Запомни их всех, потом, после тридцати лет, рассчитаешься.

Я стал запоминать. До гадания мне это в голову не приходило. А теперь стал запоминать.

В техникуме у меня был один обидчик, преподаватель математики Анатолий Алексеевич Петров. Он меня почему-то ненавидел. Я его раздражал. Одних негры раздражают, других – евреи, а Анатолия Алексеевича – я.

При всей группе он делал мне замечания, занижал оценки, хотя, повторяю, я был отличником.

Я рос маленьким, конопатым, не шибко красивым мальчиком. Но, видно, был честолюбив и хотел быть лучше других. Поэтому я учился лучше всех в группе. Просиживал многие часы над домашними заданиями. Память была хорошая, и соображал, видно, неплохо. Вот и отличался.

А этот Анатолий Алексеевич всё время меня унижал.

Однажды он сказал:

– Кто первым решит эту задачу, тому поставлю сразу две пятёрки.

Я решил задачу быстрее всех.

Он долго кряхтел над моей тетрадкой, но всё-таки сказал:

– Да, решил правильно, – но отметку в журнал почему-то ставить не спешил.

Я сказал:

– Вы обещали поставить две пятёрки.

Он разозлился, сказал всему классу:

– Неужели никто из вас не мог решить эту задачу быстрее этого, этого… – Он не мог подобрать нужного слова, а то, что было на языке, не решился произнести.

Класс загудел. Все были возмущены его гнусностью.

Я сделал паузу, и он поставил в журнал одну пятёрку.

Я не унимался:

– Вы обещали поставить две пятёрки.

– Не положено, – буркнул преподаватель.

Через некоторое время он мне отомстил. Поставил за контрольную двойку. Это было настолько несправедливо, что я пожаловался нашему классному руководителю. Тот с контрольной пошёл к завучу.

Пришлось Петрову исправлять двойку на тройку.

Решено почти всё было правильно, но больше тройки он не захотел ставить категорически.

Мне, отличнику, получить тройку было стыдно, но ничего сделать я не мог.

Через некоторое время Анатолий Алексеевич куда-то испарился, и я как был отличником, так и остался, но веру мою в то, что все люди хорошие, он сильно поколебал. Я его запомнил и не забываю.

После техникума я работал на заводе и в то же время учился в вечернем институте.

А кроме того, я ещё встречался с девушками. Скорее, это было основное мое и любимейшее занятие.

Я влюбился в одно жуткое создание.

Теперь-то я понимаю, что девушку нельзя было назвать красавицей, но тогда я жить без неё не мог и считал самой красивой. Жила она в Люберцах. Не знаю, что я в ней нашёл. Вернее, конечно, знаю. Она была сильно сексуальной и многоопытной. И на меня, сплошного отличника, который до этого боялся подойти познакомиться, вдруг на меня обрушилась эта лавина новой сексуальной жизни.

А ей-то что было нужно от меня? Ума не приложу. Может, никого лучше рядом в то время не оказалось. Мы с ней скитались по друзьям. Оставались ночевать где попало, даже на полу на каком-нибудь матрасе.

Я трёх дней прожить без неё не мог. Тянуло к ней постоянно.