Не было ни раньше для политрука, ни позднее ничего страшнее вот этого увиденного маленького снимка. Не было более страшной мести за его, казалось ему, справедливый и единственно возможный шаг, чем месть от взгляда на эту ручонку, на излучающего свет малыша, приникшего к груди озабоченной женщины. <…>
Не в силах от какого-то овладевшего страха перед собой прочитать, что написано на обороте фотографии, записал с красноармейской книжки фамилию, имя, отчество в помятый листок постановления, подписал его и дал подписать, в соответствии с приказом Верховного Главнокомандующего, свидетелям происшедшего, сидевшим тут же… <…>
Свернув “постановление” и сунув в карман, Белозёров протянул бумажник с документами капитану, исполнявшему обязанности начальника штаба…
— Кроме красноармейской книжки отправьте, пожалуйста, всё по адресу, что в письме, — снова каким-то дрогнувшим голосом сказал политрук.
— А как сообщить, что написать о смерти? — спросил начштаба.
— То есть как что? — растерялся тот. — Извещение, обычное извещение…
— Похоронку: “Погиб смертью храбрых”? — с какой-то в растянутости слов уловимой издёвочкой произнёс язвительно капитан.
— Да, да, чёрт возьми, погиб смертью храбрых! — не ожидая от себя опалившей вспышки нервов, заорал Белозёров.
— Но это же явная ложь, политрук, — приняв эту вспышку за личное оскорбление, также в несколько повышенном тоне возразил начштаба…
— Капитан, делайте, что вас просят! — <раздался вдруг голос командира полка.> — Всё правильно…»
Думается, здесь ничего объяснять не нужно…
20-я стрелковая дивизия войск НКВД, в особом отделе которой служил Борис Пидемский, сражалась на левом берегу Невы в течение двадцати суток начиная с 27 октября 1941 года. Когда дивизия переправлялась из Невской Дубровки в Московскую Дубровку, её численность составляла порядка девяти тысяч человек, к тому же через реку постоянно приходили пополнения. Через двадцать суток на правый берег высадились 785 человек — и это считая специалистов службы тыла, в основном в боях не участвовавших…
Мы спросили у Бориса Михайловича, удалось ли ему там, на Невском «пятачке», разоблачить хотя бы одного немецкого агента или шпиона? Он отвечал:
«Какие там, в огне, шпионы? Кого там можно было разоблачить? Там даже нужного тебе человека невозможно было отыскать — все передвижения в основном ползком, народ по ямам сидел… Наша надежда была просто на порядочных людей. Что если что-то где-то кто-то обнаружит или что-то случилось, то сообщат… Но контрразведывательной работы и там хватало. Мало, но и там бывало неисполнение приказов, паникёрство. Надо было допрашивать военнопленных и решать вопросы их использования. Проверка документов, использование коротких расстояний и прикрытия огнём для переброски агентуры. Пресечение, хотя и редко, попыток дезертирства, измены Родине — вплоть до применения оружия.
А методы? Метод один: опираться не только на своих помощников, поскольку их воистину “с огнём не сыщешь”, а на контакт со всем личным составом. К примеру, когда у очередного погибшего уполномоченного по 8-му полку Миши Зуева я принял полк, в нагрудном кармане у него нашли блокнот, в нём были вырваны несколько страниц и написано: “Оперуполномоченному после меня. Не ищи никакого списка. Он был здесь и, видишь, похерен. По указанию был должен обеспечить…. Подобрал людей. Только понял: всё здесь хреновина, что бы там ни требовало начальство. Глупая игра. Обопрись лучше, друг, не на одного-двух, а на всех в отделении. Все они наши. Поймёшь это сам, как походишь, поползаешь. Будь жив!”»
.
И он действительно остался жив — не потому, что прятался от пуль, а потому, что просто повезло, и из двух зол ему выпало меньшее — в «наркомздрав».
Даже не один раз повезло, а несколько — какая-то цепь везений. 14 октября в землянке, где находился Борис, разорвался снаряд — политрук получил тяжёлую контузию, но остался жив. Это было первое везение. Потом, когда его вместе с другими ранеными переправляли на правый берег, то в самом конце пути возле лодки разорвалась мина, и лодка перевернулась. Раненые оказались в ледяной воде, большинство из них, очевидно, погибло, а Пидемского хотя и ранило осколком, но выбросило на обледенелую палубу уткнувшегося в берег катера. Это было второе везение. Хотя всё могло кончиться до нелепости трагично: ночь, ледяная палуба и совершенно мокрый, беспомощный человек, медленно уходящий в небытие… Но повезло в третий раз — его стон услышали пробегавшие мимо (берег был под обстрелом, передвигаться возможно было лишь перебежками) красноармейцы. Увидели раненого, отнесли в медсанбат…
Затем был госпиталь в Лесотехнической академии — и вся блокада Ленинграда, «от звонка до звонка». В апреле 1943 года капитан Пидемский стал сотрудником Управления контрразведки «Смерш» Ленинградского фронта.
Много чего было сделано за это время. Продолжая оперативно обеспечивать 442-й госпиталь, он сумел выявить женщину-агента, не только разбрасывавшую по госпиталю немецкие листовки, но и «позаимствовавшую» из стола начальника командировочные предписания. С его участием была проведена «разработка», а затем обезврежена шпионская группа, засланная в Ленинград и имевшая свою штаб-квартиру на Петроградской стороне, на Большой Пушкарской улице. Уже в 1945-м он разоблачил агента-диверсанта разведоргана «Цепеллин», заброшенного на «глубокое оседание»…
За время героической обороны Ленинграда в городе и на передовой погибли в боях и умерли от ран, голода и болезней 1276 офицеров военной контрразведки. Казалось, теперь всё самое худшее и страшное осталось позади.
Но знать бы Борису, какие «бои» ожидали его в недалёком будущем!
…Когда-то Борис Михайлович передал нам оригинал своих воспоминаний, которые были опубликованы в одном из журналов. Это рассказ о так называемом «Ленинградском деле» — очередном кремлёвском «переделе власти».
Не будем говорить о «политических играх», ограничимся тем, что непосредственно коснулось Пидемского. В основе рассказа — его воспоминания.
После разгрома партийно-советских органов города на Неве «московские товарищи» решили взяться за Ленинградский военный округ. В ЛенВО для проверки прибыла комиссия Главного политического управления Вооружённых сил СССР (как оно тогда называлось), имевшая чёткие указания. Но тут их ожидал, как говорится, «облом»: доносчиков и клеветников среди военных не нашлось.
«Начальник Управления военной контрразведки ЛенВО генерал А.С. Быстров
[241] тоже не дал, несмотря на нажим, никаких компрометирующих материалов на командующего войсками округа, его заместителей, члена Военного совета, начальника штаба. Быстрова обвиняли в укрывательстве, грозили санкциями, если хоть что-либо не даст негативного на лидеров округа. Не дал ничего. Расплату за честное поведение он вскоре почувствовал.