— С какого такого перепугу?
— При въезде Италию вы скрыли некоторые темные страницы из вашей жизни.
— Чег-о?! Какие еще страницы?
— А вот почитайте! — Саттер открыл папку, достал ворох газет и бросил на стол.
Раздольнов склонился над ними. Заголовки статей, и не только екатеринбургских, пестрели его фамилией. На одной из них крупным планом был напечатан его портрет.
— У-у! — взвыл он и смахнул весь этот ворох на пол.
Саттер обкладывал его, как волка красными флажками, убийственными фактами. Раздольнов яростно скрипел зубами и готов был испепелить взглядом американца. Тот сохранял холодное спокойствие, а его глаза походили на два прицела, нацеленные в душу Раздольнова. Американец жаждал понять, что в ней происходит, и с нетерпением ждал реакции на свой убойный ход.
На лице Раздольнова сменилась целая гамма чувств. В какой-то момент он с пронзительной остротой осознал: арест, истории с аварией машины и недвижимостью преследовали одну цель — склонить его к сотрудничеству с иностранной разведкой. И здесь к нему вернулось спокойствие. Откинувшись на спинку кресла, он смерил Саттера презрительным взглядом и неожиданно расхохотался.
Американец опешил. Поведение Раздольнова не укладывалось ни в одну из социально-психологических моделей, разработанных лучшими аналитиками и психологами ЦРУ. Он ломал все стереотипы, и Саттер уже не знал, как к нему подступиться. А Раздольнов продолжал ставить его в тупик, подмигнув, огорошил:
— Елки-палки, как же я сразу не допер! Джон, ты точная его копия!
— К-какая копия? Кого?! — опешил Саттер.
— То-то я смотрю на мента, тьфу, на полицая, ты, вроде, не похож. А когда присмотрелся, понял, ты копия наших кэгэбэшников!
— КГБ?! — больше у Саттера не нашлось слов.
— Точно я тебе говорю, ты вылитый кэгэбэшник! Был у нас в институте майор, так все вынюхивал, чтоб от нас антисоветчиной не пахло. Потом, когда я в одной хитрой конторе работал, был капитан, так тот все языки нам подрезал, чтобы лишнего не болтали.
Саттер с каменной физиономией проглотил этот нахальный выпад и, поиграв желваками на скулах, отрезал:
— Перестаньте паясничать, господин Раздольнов! Я представляю Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов Америки.
Но это не произвело впечатления на Раздольнова. Он пожал плечами и с усмешкой сказал:
— Может хватит ломать комедию?
— Еще раз повторяю, я представляю ЦРУ — разведку Соединенных Штатов Америки.
— Ха, напугал ежа голой жопой. Мне что теперь, перед тобой на четыре кости хлопнуться? — отмахнулся Раздольнов и отрезал: — Ничего у тебя, Джон, не выйдет! Я родиной не торгую! На меня три раза покушались, чо мне твое ЦРУ. И, вообще, запомни, американец, русский десантник, как тот спартанец — со щитом, либо на щите!
Саттер, скрипя зубами, выслушал очередную вызывающе нахальную тираду Раздольнова и выложил свой главный козырь. С каменным выражением лица он предложил:
— Николай Павлович, прежде чем говорить про щит, посмотрите фильм, он не про спартанцев, но вам будет интересно.
Погасив свет, Саттер нажал кнопу на пульте управления. На стене вспыхнул экран. Раздольнов повернулся к нему. В кадре крупным планом возникла вилла — его вилла. В распахнутые ворота въехали две БМВ. Из них выбрались Стрельцов и Галлиев открыли багажник, вытащили киллера, потом водителя и поволокли в гараж. Кровавые следы были отчетливо видны на брусчатке. И здесь выдержка изменила Раздольнову, он сорвался на крик:
— Выключи! Выключи свою шарманку!
— Ну что вы так надрываетесь, Николай Павлович? Это же всего лишь кино, — отыгрывался за недавнее унижение.
Саттер; его главный козырь сыграл, остановил запись и предупредил: — Если будете дальше смотреть, то там есть любопытные кадры с вашим участием.
— У-у, гады! — взвыл Раздольнов.
— Николай Павлович, успокойтесь, это же кино. Страшное кино, но продолжение сценария мы можем писать вместе.
— Дай! Дай чего-нибудь выпить! — требовал Раздольнов.
Саттер достал из холодильника бутылку колы.
— Пей сам эту дрянь! — отмахнулся Раздольнов и потребовал: — Дай что покрепче?
— Есть виски, есть русская водка.
— Водку! Водку давай!
Саттер поменял бутылки. Раздольнов налил водку в стакан и залпом выпил. Его лицо обмякло, а глаза потухли. Прошла секунда, другая и чужим голосом Раздольнов произнес:
— Так чего ты от меня хочешь?
— Совсем немного, Ник.
— Ты меня за придурка не держи, из-за ерунды такие спектакли не устраивают.
— Николай Павлович, еще раз убеждаюсь, ты умный человек и общий язык мы найдем.
— Ага, потом за этот язык мне столько впаяют, что тебе и не снилось. Не на того напал, я секреты таскать не буду.
— Ну что ты такое говоришь, Ник? Это же не твой уровень! Я предлагаю взаимовыгодное сотрудничество, — мягко стелил Саттер.
— Знаю я ваше сотрудничество! Я уже сказал, сделать из меня шпиона не получится! — отрезал Раздольнов.
— Не спеши, Николай Павлович, выслушай меня до конца. У тебя серьезные проблемы с деловыми партнерами из «Глобал Шипинг», не так ли?
— Нет у меня никаких проблем, это домыслы конкурентов.
— И не только с «Глобал Шипинг». У тебя есть проблемы и на канале поставки титана за приделы России. Кроме того, конкуренты угрожают твоей жизни, вчерашнее покушение тому подтверждение. Согласись, Ник, ситуация сложилась критическая, а ЦРУ может разрешить твои проблемы, если мы договоримся. Ну так как?
Раздольнов молчал, его лицо уродовали судороги, а в глазах застыла тоска. Саттер напряженно ждал ответа. Паузе, казалось, не будет конца, и здесь губы Раздольнова дрогнули. Избегая смотреть в лицо, он осипшим голосом спросил:
— Так какое сотрудничество ты предлагаешь?
Саттер с облегчением вздохнул и торопливо заговорил:
— Я решаю твои проблемы в Италии и помогу восстановить отношения с партнерами из «Глобал Шипинг».
— Ну, допустим, я согласился, а что взамен?
— Совсем немного.
— Ну, эти сказки, Джон, рассказывай кому-нибудь другому, а не мне. Не крути, говори, чего хочешь!
— Надо установить контакт с одним человеком на Верхнесалдинском металлургическом производственном объединении.
— И что, это все?! — не мог поверить Раздольнов.
— Да, — подтвердил Саттер.
— Что-то ты темнишь, Джон? А почему бы тебе самому не съездить в Верхнюю Салду и не найти этого человека?
— Видишь ли, Ник, он находится в специфической среде.