– Правда. Посмотри.
Ей всегда доставляло удовольствие делать что-нибудь для
него, пусть всего-навсего завтрак на свежем воздухе. Она приготовила сандвичи с
салями, много жареной картошки, салат с макаронами, захватила чудные персики и
корзинку с вишнями. Затем достала термос с лимонадом и кусок шоколадного кекса.
– Ну как, Том?
– Что там у тебя? – Его глаза снова оживились. Он уже
забыл, что рвался домой. На время.
– Увидишь, когда проголодаешься.
Она дотронулась до него пальцем, и он тут же ухватился за
него. Это была их излюбленная игра с самой первой встречи. Сейчас это позволяло
Кейт хоть на минуту забыться, словно все было как прежде.
– Я уже проголодался.
– Нет. Ты просто хочешь узнать, что в корзине.
Она прилегла на траву, чувствуя себя неуклюжей, как тюлень,
и с улыбкой посмотрела на него.
– Честно, я голодный. – И они оба рассмеялись.
– Как ты мог проголодаться, когда еще только половина
одиннадцатого?
– Мистер Эрхард не покормил меня завтраком. – В его
глазах затаился смех, и он отвернулся.
– Вздор. Врунишка.
– Ну, Кэти, я умираю от голода.
– Ты невыносимый. – Она решила все же достать корзину и
поднялась с травы. Если он и вправду голоден, зачем его томить? – Кстати, у
меня еще для тебя и подарок.
– Да? Что?
– Увидишь.
– О, какая ты жадина! – Он сказал это с детской яростью
от жгучего нетерпения. Кейт, ласково улыбнувшись, нагнулась к нему, чтобы
поцеловать в нос. – Не надо! – Он смахнул ее руку.
– Почему?
– Потому что ты жадная жадина, вот почему. – Но
все-таки обвил рукой ее талию, и они застыли так на некоторое время – он в
своем кресле, а она склонившись над ним. На этот раз она первая высвободилась
из объятия.
– Пойду за съестным. – В ее голосе звучала легкость,
впереди у них был целый день.
– Тебе помочь?
– Давай. Ты можешь нести корзину.
Он сам поехал к машине, она медленно шла рядом. По дороге
они болтали. Том оживленно рассказывал о своих занятиях, о рисовании, о новой
игре, которую она принесла в прошлый раз, о медсестре из главного корпуса,
которую он невзлюбил, и лучшем обеде, который он когда-либо ел, а Кейт слушала,
как будто вся эта чепуха имела какой-то смысл.
Когда они подошли к машине, Кейт достала из багажника
корзину и осторожно поставила ему на колени, потом полезла за свертком в
красно-белую полоску с пышным бантом.
– Это тебе, моя любовь. – Она закрыла багажник и,
медленно толкая кресло вперед, направилась к озеру.
– Быстрее!
– У нас проблема? – Для этого ей понадобится мистер
Эрхард. Том был слишком тяжелым для нее.
– Нет же, я хочу поскорее увидеть свой подарок! – Он
прижимал сверток к себе одной рукой, а другую быстро засунул в корзину с едой и
достал кусок кекса и горсть вишен.
– Убери руки, Том Харпер, или я...
– Нет, Кэти, ты меня слишком любишь.
– Ты прав.
Они снова улыбнулись друг другу. Кейт устроила его под
деревом возле коттеджа.
– Теперь я могу открыть? – Он ждал разрешения совсем
по-детски, и она кивнула, тогда он быстро разорвал бумагу. Глупо было покупать
ему это, но она не смогла устоять, когда увидела. И еще одного она купила в
детскую...
– Ой, какая прелесть! Как его зовут? – Том крепко
прижал к себе большого бурого мишку, погрузив в него пальцы.
Кейт внутренне возликовала, глядя, как он радуется.
– Я не знаю, как его зовут. Скажи ты. Мне кажется, ему
подошло бы имя Джордж.
– Ага. Может быть. – Том глубокомысленно смотрел на
мишку.
– Люциус? – Кейт снова улыбнулась. Она была довольна,
что купила игрушку. Что из того, что это глупо? Какая разница, если он
счастлив?
– Люциус? Нет, ужасное имя. Знаю! Вилли!
– Вилли?
– Вилли! – Он перегнулся и протянул руку Кейт, она
наклонилась и поцеловала его в лоб. – Спасибо, Кэти, он очень красивый.
– Он похож на тебя.
Том погладил ее медведем, и оба рассмеялись.
– Хочешь полежать в гамаке? Я позову мистера Эрхарда.
– Нет, здесь хорошо. – Он уютно облокотился на корзину
с едой и просидел так полчаса, не спуская Вилли с колен.
После ленча они мирно отдыхали, и Кейт чуть не уснула,
сморенная нагретым на солнце воздухом. Легкий ветерок нежно шевелил ее волосы.
Она лежала рядом с креслом Тома, а ребенок в ее чреве впервые за этот день
угомонился. Потом они передавали друг другу корзинку с вишнями со смехом и
плевались косточками в деревья.
– В один прекрасный день здесь вырастет вишневый сад, и
никто не будет знать почему.
– Кроме нас. Правда, Кэти? – Правда.
У него был такой мягкий голос, почти мечтательный, что она
подумала, а вдруг... Но одно всегда останавливало от желания встряхнуть Тома,
чтобы к нему вернулась память: если он когда-нибудь придет в себя, то
предстанет перед судом за покушение на убийство. Здесь же он в безопасности.
Его ничем уже «не встряхнуть», врач не раз объяснял ей это. Но попытка не
пытка. Иногда, только на секунду, он становился похожим на прежнего Тома, и трудно
было поверить, как могла маленькая пуля разрушить его до такой степени.
Невозможно запретить себе надеяться на лучшее.
– Кэти?
– Да? – Она взглянула на него, держа горсть вишен; она
забыла о них на минуту.
– О чем ты думаешь?
– Да так, ни о чем. Просто лежу и наслаждаюсь
бездельем.
– Ты очень хорошенькая, когда задумываешься. – И он
вежливо отвел взгляд с ее живота. Ему было жаль, что она такая толстая, но это
не имело значения. Он любил ее, несмотря ни на что.
– Спасибо, Том. – Она налила ему лимонада и снова
откинулась на траве. Тень от высокого дерева защищала от солнца, и царило
удивительное спокойствие в полуденном летнем воздухе.
– Здесь красиво, правда?
Он кивнул в ответ со счастливой улыбкой и кинул еще одну
горсть косточек в сторону коттеджа.
– Мне бы рогатку.
– Что бы ты с ней делал?
– Во всяком случае, я никому не собираюсь причинять
вреда, – сказал он обиженно, – просто, чтобы пострелять косточками в деревья. –
После чего он снова заулыбался безмятежной улыбкой.
– Откуда ты узнал про рогатку? – Они вышли из моды
много лет назад.
– По ТВ.