Войско Сапеги, стоявшее возле Троице-Сергиева монастыря, перекрыло северные дороги в Москву. А Ружинский послал ещё одно войско захватить Коломну. Перекрыть южные дороги — как раз с юга в столицу везли обозы с хлебом. Воеводой в Коломне был Иван Пушкин. Он узнал, что на него идут враги. Отправил гонцов к царю, просил помощи. А у того не было ни лишних полков, ни командиров. Одних только что побил Сапега, они ещё не оправились. Другие прикрывали Москву со стороны Тушино. Подмога требовалась срочно. И тут-то царю с боярами подвернулся под руку стольник Пожарский. Его поставили воеводой, быстренько собрали кого смогли — скачи, князь! Выручай Коломну.
Он полетел стрелой. Врагов опередил. Но Пушкин был человеком горделивым, склочным. Он, как и Пожарский, был стольником. Но его писали в начале списка, а князя Дмитрия — в конце. У него отец был окольничим, а у Пожарского — никем. Он давно был воеводой, считал себя заслуженным, а Пожарский раньше войсками не командовал. Пушкин забыл, что сам же паниковал, звал на помощь. Теперь заявил, что не он должен подчиниться князю Дмитрию, а тот должен подчиниться ему. Спорить с ним Пожарский не стал. Но и в Коломне не остался. Повернул навстречу врагу — хотя без гарнизона Пушкина у него был лишь маленький отряд. Но действовал он умело, выслал разведку. Обнаружил — поляки остановились ночевать в селе Высоцком. Их было много, и они вели себя самоуверенно. Даже охрану не выставили. А у Пожарского отряд был маленький. Но он ночью подобрался к селу. А на рассвете налетел на неприятелей. Они вскакивали сонные. Не могли понять, сколько русских напало на них. Одни метались, и их рубили. Другие вскакивали на коней и мчались прочь. Пожарский набрал толпу пленных, ему достался весь вражеский обоз.
В Москву он вернулся с победой. Но… скандальный Пушкин на него нажаловался, даже стал судиться с ним в Боярской Думе. Дескать, князь Дмитрий должен был подчиниться ему. Сидеть с ним оборонять Коломну. А он вместо этого действовал неправильно, сам по себе. Бояре разбирались, опрашивали того и другого. Наказывать Пожарского не стали, он же врагов разгромил — причём сам, без Пушкина. Но и наград он не получил — отец Пушкина был среди любимцев царя. Поэтому дело просто замяли. А настоящей наградой и для князя, и для всех москвичей стало другое. Дорога на юг была очищена. По ней подвозили продукты. Пожарский спас Москву от голода.
Успешно воевал и Минин. У Нижнего Новгорода не было почти никакой связи с царём. Помощи ждать было неоткуда. Но Земский совет стал настоящим местным правительством. Готовил пополнения из самих жителей. Обеспечивал их едой, оружием. Отряды Самозванца крепко получали возле Нижнего Новгорода и перестали сюда соваться. А здешние ратники с воеводами Репниным и Алябьевым сами перешли в наступление. Побили и выгнали сторонников Лжедмитрия из соседних городов Арзамаса, Мурома. Повели переговоры с жителями Владимира. Те уже раскаивались, что подчинились Тушинскому Вору. Нижегородцы им пообещали: если нападут — поможем. И Владимир тоже присоединился к Нижнему Новгороду. Теперь дорога в Москву открылась и с восточной стороны.
Но и по всей России положение стало меняться. Для тех городов и сёл, которые признали власть Лжедмитрия, это не дало ничего хорошего. «Царик» назначал своих наместников из поляков или русских изменников. Они требовали очень большие подати для «царя Дмитрия». Забирали деньги, продукты. Но оказалось, что это было ещё не всё. Поляки вертели Самозванцем, как хотели. Шляхтичи сами себе определяли огромное жалованье. Но у Лжедмитрия не было денег, а ждать до взятия Москвы поляки не желали. Заставляли «царика» выписывать им указы с разрешением самим собирать себе жалованье в тех или иных городах.
Вот и получалось так, что город уже сдал Тушинскому Вору немалые подати. Но после этого приезжал какой-нибудь пан с отрядом и с указом — он будет собирать себе жалованье. Его солдаты начинали просто грабить. Хватали товары в лавках купцов. Вламывались в дома, обыскивали их и выгребали всё ценное. Били и пытали людей — нет ли припрятанных денег? Если кто-то пробовал защитить своё добро, запросто убивали. Бывало и так, что такие сборщики жалованья приезжали по несколько раз. Одни от Ружинского, потом являлись с такими же указами от Сапеги.
Но сами поляки распоряжения «царика» даже в грош не ставили. На его сторону переходили русские дворяне, Лжедмитрий выдавал им грамоты на поместья. Они приезжали из Тушино в свои деревни, а там вдруг расположились поляки и не пускали их. Грабили, издевались над крестьянами. Самыми богатыми местами враги считали храмы и монастыри. Их специально искали для добычи. Обдирали серебряные и позолоченные оклады икон, церковных книг, хватали кресты, церковные чаши, сосуды, расшитые золотом облачения священников. Открыв монастырские кладовые, весело пировали. Напившись пьяными, заставляли монахов и монахинь развлекать себя, плясать и петь. Мучили их, убивали.
А огромное войско в Тушине стало готовиться к зиме, запасать продовольствие. И опять поехали отряды по сёлам и деревням. Увозили в свой лагерь чужие избы, а хозяев выгоняли на холод. Забирали у крестьян все запасы — никого не волновало, если они умрут от голода. Вместе с поляками к Лжедмитрию собрались и казаки, повстанцы Болотникова, разбойники. Они видели, сколько добычи привозят поляки, и им тоже хотелось. Составляли свои банды. Но и они ездили по районам, которые покорились Лжедмитрию, — там царских войск не встретишь, отпор не получишь. Один лишь атаман Наливайко с ватагой украинских казаков разорил 93 поместья. Перерезал семьи дворян — хотя эти дворяне подчинялись Самозванцу.
Люди призадумались: как можно служить такому «царю»? В конце 1608 года те же города, что недавно переходили под власть Лжедмитрия, стали выгонять или убивать его наместников, обращаться к царю Василию. За это «царик», Ружинский и Сапега посылали войска, карать их. Особенно охотно в такие походы отправлялся Лисовский со своими полками. Он налетал стремительно. Города, восставшие против Лжедмитрия, не успевали изготовиться к обороне. Лисовский отличался и крайней жестокостью. Истреблял всех на своём пути, не щадил ни стариков, ни женщин, ни детишек. Погромил Ярославль, Кинешму, Галич, Кострому. Увез массу награбленной добычи. А в усмирённых городах оставил новых воевод Лжедмитрия, отряды солдат.
Но это лишь усиливало ненависть к полякам и их русским союзникам. Едва каратели уходили, народ снова брался за дубины, колья, топоры. Ярославлю и Костроме помогли жители Нижнего Новгорода. Воевод самозванца и их отряды перебили. Тогда на Ярославль выступил сам Ружинский. Пожёг соседние деревни, осадил город, несколько раз штурмовал. Но люди уже знали, что их ждёт, если ворвутся поляки. Дрались изо всех сил, отбили атаки. А Лисовский пытался взять Владимир. Но и здесь жители хорошо стерегли крепость, не дали врагам захватить её.
Это страшное время на Руси назвали «лихолетьем». Очевидцы писали, что «переменились тогда жилища человеческие и жилища диких зверей» — деревни лежали разрушенные, там собирались волки и вороны, кормились телами убитых. А живые разбегались и прятались по лесам. Но покорить нашу страну враги так и не смогли. Всё больше городов освобождалось от них. Овладеть Москвой у них не получалось.
И героически держался Троице-Сергиев монастырь. Сапега злился, организовывал новые штурмы. Но неприятелей всякий раз отбрасывали. Настоятель и монахи вдохновляли защитников, что они сражаются за святое дело. Умирающих постригали в монахи — чтобы они перед Богом предстали уже монахами, очистившись от каких-то прежних грехов. Все, кто укрылся в монастыре, горячо молились. Просили помощи у Господа, у святых угодников. И такая помощь была. Пленные рассказывали, что они видели: по ночам стены обходил неведомый старец. Поляки стреляли в него, но его не брали пули. Сам святой Сергий Радонежский охранял свой монастырь. Войско Сапеги осаждало его месяц за месяцем, а взять не могло.