Убийство в спальном вагоне - читать онлайн книгу. Автор: Себастьян Жапризо cтр.№ 12

— Кого? Таких нет.

— Вы говорили об этом Бобе. Женщина пожала плечами.

— Боб на такое не способен, это невероятный шалопай, но просто невозможно представить, что он способен кого-то убить. В особенности Жоржетту.

— Ее муж?

— Жак? Зачем? Нет, он женился, у него ребенок. Он никогда не таил зла на нее.

Теперь муж одобрял каждую ее фразу. Внезапно открыв рот, он произнес громким фальцетом, что преступление совершил садист.

Человек в наручниках в глубине комнаты, не поднимая глаз, вдруг рассмеялся, выпрямившись на стуле, и поглядел на свои наручники. Возможно, он среагировал на эти слова или просто был безумен.

Грацци встал, сказал Контам, что у него есть их адрес, что они еще увидятся до конца расследования. Когда те уже шли к двери, кивнув двум инспекторам, Грацци опять вспомнил квартирку на улице Дюперре и задал вопрос, который буквально пригвоздил их к месту.

Женщина ответила: нет, конечно же, нет. Жоржетта встречалась за последнее время только с одним мужчиной по имени Боб. Жоржетта совсем не такая женщина, как, похоже, думает о ней Грацци.

Он утверждал, что Жоржетта — феномен, что ее, мол, надо понять. Во всяком случае, он лично никогда не думал, будто один в ее жизни. По натуре, слава богу, он не ревнив. Но уж коли инспектор намерен продолжать эту тему для разговора, ему лучше сразу осознать свое заблуждение, иначе разобьет себе башку о стенку.

Его и в самом деле звали Бобом. Так было написано и в удостоверении личности. Робер — это псевдоним. Он сказал, что у родителей были странные взгляды. Когда ему было два года, они утонули, катаясь на паруснике в Бретани. Два месяца назад ему исполнилось 27 лет.

Жоржетта умерла в тридцать лет. Что же до его переживаний, то инспектора они не касаются. При всем его уважении, фараоны ему противны и смешны. Ему, правда, не известно к какой из этих категорий принадлежит инспектор. Скорее всего — ко второй. Просто потеха думать, будто у Жоржетты водились деньги. Оборжаться можно, если считать, что ее муж способен кого-то прикончить в поезде, не наделав в штаны. Не меньше, чем сделать другой вывод, будто тут убийство по страсти. Ведь из-за этой мерзости сразу попадешь на гильотину. Куда печальнее, если угодно, предположение, будто бы он, Боб, мог совершить такое убийство, да еще в вагоне второго класса, не поставив себя в смешное положение. Инспектор — как его имя? Грацциано? Кажется, был боксер по фамилии Грацциано? Так вот инспектор, похоже, совсем свихнулся, коли так думает.

Пришел он только потому, что его тошнит при мысли, что фараоны рылись в вещах Жоржетты. Накануне вечером он был на улице Дюперре, и ему совсем не по душе, как был произведен обыск. Уж коли вы не способны класть вещи на место, лучше их вовсе не трогать.

Его могут посадить в камеру, но он будет говорить то, что ему угодно. И если даже инспектор такой умник, пусть лучше послушает. Фараонам лучше позабыть об обидчивости еще до поступления на работу в полицию. В возрасте инспектора вести себя как барышня — просто несерьезно.

Во-первых, никто не обкрадывал Жоржетту, потому что нечего было красть. Даже полицейский способен допереть до этого.

Затем. Она была слишком приличной особой, чтобы водить знакомство с кем-то, кто хотел бы ее кокнуть. Он надеется, что инспектор (как же, черт побери, его имя?) Грацциано, «вот именно, спасибо!» — он надеется, что инспектор усек, что он имеет в виду.

Наконец, если верить паскудной фразе паскуды-журналиста, понадобилось три минуты, чтобы задушить Жоржетту. Пусть инспектор поднатужится и поймет — это и есть самое важное. Ему, Бобу, конечно, наплевать, но при мысли о трех минутах он готов взорвать весь Париж. Нет надобности ходить на курсы повышения квалификации в префектуре полиции, чтобы понять простую вещь: профессионал не может позволить себе роскошь потратить столько времени. Так что чей-то сынок, совершивший это, просто любитель. И в довершение всего не очень-то ловкий, то есть паскуда из всех паскуд на свете.

Если бы он, Боб, верил в бога, то стал бы просить его, чтобы убийство, вопреки очевидности, совершил профессионал. Тогда бы можно было поверить, что журналист лишь повторил чье-то паскудство и Жоржетта умерла без страданий.

И еще одна вещь: он только что видел выходящими отсюда Мерзость и Ублюдство, сестру и зятя Жоржетты. При всем своем неуважении к инспектору, он хочет сказать, что фараонам лучше не обращать внимания на их лепет, который может дорого обойтись налогоплательщикам. Это страшные люди. Хуже того — абсолютно благонадежные. Болтуны. В их словах столько же правды, как в Апокалипсисе. Они не понимали Жоржетту. Нельзя понять человека, которого не любишь. В общем, что бы они ни говорили, — все вранье. Вот так. Он надеется, что инспектор, чье имя ему надоело повторять, усек и это. В остальном же он искренне огорчен и приносит извинения — ему никак не удается запомнить имена людей.

Грацци смотрел на него пустыми глазами, опьянев от этой речи, слегка удивленный тем, что до сих пор не вызвал из коридора полицейского и не приказал отвести этого подонка подлечить свои нервы в камере предварительного заключения.

Боб был высоченного роста, выше Грацци на голову, с огромной, страшной, поразительно бледной мордой и с чем-то удивительно привлекательным в живых голубых глазах.

Грацци представлял себе любовника Жоржетты иным. Теперь уж и не знал, каким. И вот этот тип сидел перед ним. Он был получше того, который перепродавал машины. Но раздражал Грацци невероятно, и от него болела голова.

Накануне, в момент убийства, Боб, по его словам, был у друзей в пятидесяти километрах от Парижа, в одной из деревень Сены-и-Уазы, где все шестьсот жителей могли это подтвердить: ему не удается остаться незамеченным.

Габер позвонил в четверть первого. Он только что вышел от Гароди и звонил из табачной лавки на улице Лафонтена. Он видел невестку, ну и штучка, надо заметить, здорово хороша.

— Она ничего не знает, ничего не заметила, ничего не может сказать.

— Ее описание совпадает с кабуровским?

— Она ничего не описывает. Говорит, что легла, как только попала в поезд, и тотчас уснула. Жертву помнит смутно. Сошла с поезда, лишь только тот остановился. На вокзале ее ждала свекровь.

— Должна же она была заметить других пассажиров… И потом, все это как-то не стыкуется… Кабур говорил, что верхняя полка оставалась свободной до половины двенадцатого или полуночи.

— Может быть, он ошибся?

— Я жду его. Как она выглядит?

— Красивая, брюнетка, длинные волосы, большие голубые глаза, маленький курносый носик, все, что надо, худощава, рост 1 метр 60, что еще? Ей было неуютно, это точно. Она говорит, словно пятясь, понятно выражаюсь? Единственное, чего ей хочется, это чтобы ее оставили в покое. Завтра утром придет давать показания.

— Она не заметила ничего особенного во время поездки?