Любимец женщин - читать онлайн книгу. Автор: Себастьян Жапризо cтр.№ 14

- Ты только зашибай монету, остальное - моя забота. Когда понадобится, дам знать.

Мне настойчиво советовали не тянуться к нему через перегородку до конца свидания, но, поскольку оно кончилось во всех смыслах, я положила свою руку на его, сделав знак глазами: мол, можешь на меня рассчитывать.

Он удалился тем же коридором, каким пришел, так и не поцеловав меня. Все ясно: он теперь думает только о себе, и даже если вылезет из этой крысиной дыры, как прежде у нас уже не будет, и сама я не прежняя. Разошлись наши дорожки. На обратном пути в гавань я, откинув вуалетку, подставила лицо всем ветрам. Нет, мне даже не было горько. Только немного пусто на душе.

Ошибается, однако, кто думает, что я, охладев, решила бросить свою любовь в беде. Я не какая-нибудь там вертихвостка. Тем же вечером я, надев длинное платье цвета слоновой кости, с вырезом на спине до самой развилки на заду, уложив волосы локонами а-ля Грета Гарбо, обвесившись всей своей бижутерией и убийственно накрасив губы, спустилась в зал "Червонной дамы", где под сверкающими хрустальными люстрами превратилась в старую добрую Белинду, по случаю чего Мадам предложила выпить шампанского.

Последующие четыре года начиная с того вечера я без устали трудилась каждую ночь, отдавая себя без остатка, и экономила на всем, лишь бы собрать на побег Красавчику. Правда, вспоминая о нем все реже и реже, я дошла до того, что влюбилась в другого и кайфовала в его объятиях, но я никогда - да покарает меня огнем, если я вру. Пресвятая Дева, которая простила меня однажды, - никогда не забывала о данном ей обещании.

Я наряжалась как принцесса; меня окружали страстные обожатели и роскошь; меня не касалась мирская суета, я была так счастлива в эти годы, а дни летели до того похожие один на другой, что все воспоминания перемешались. Помнится парусник в океане - бело-голубой треугольник, я наблюдала за ним с балкона комнаты. А еще бал-маскарад. И чарльстончик: "До прихода мамочки - ни-ни!". Дикий хохот на кухне во время традиционных полдников. И путешествие в поезде в Баньоле, к умирающей Демоне. Я тогда опоздала. Париж, вечер, огни ярмарки. Еще поездка в Кассис - это около Марселя - на восемь дней с одним судовладельцем. Мадам пожелала взять меня с собой в качестве компаньонки. А еще розыгрыши с двойняшками - Ванессой и Савенной из "Червонной дамы", когда их еще не научились различать. Каникулы за казенный счет. Война в Испании. Маяк, куда я больше не поднималась.

И вот однажды утром Джитсу обнаружил в почтовом ящике у ворот письмо без штемпеля. Адресованное мне.

В нем говорилось:

"Мадемуазель!

Я должен передать вам важное известие от одного человека. От кого - сами знаете. Нужно тридцать тысяч. Сможете больше - еще лучше. Жду вас сегодня вечером, в семь, у шлюзов канала Мено. Я буду сидеть с удочкой, в красной косынке на шее.

Привет".

Мадам отправилась за моими деньгами - она хранила их в банке - ближе к вечеру. Я могла бы больше, но она предупредила:

- Дашь этой гниде хоть на сантим больше, выплачу все, но тогда собирай чемоданы.

Происходило это в начале августа. Было еще совсем светло, когда Джитсу повез меня в нашем служебном "шенаре" к шлюзам. Тип в красной косынке, свесив ноги, сидел на берегу канала в полном одиночестве: в руках длинная удочка. "Рыбак", не вставая, велел мне положить деньги - я их в газету завернула - в корзину для рыбы. Но я деньги сразу не выложила. Взгляд у него был настороженный, зажатый в зубах окурок трясся - можно подумать, этот тип увидел страшную угрозу для себя.

- Я три года сидел вместе с Красавчиком и возвращаться туда не хотел бы, - сказал он. А затем добавил: - Через несколько дней он рвет когти. Когда сможет, встретится с вами, но будет это не скоро. Велел вам не беспокоиться.

Я поинтересовалась, чем этот тип докажет, что прислан моим дружком и не прикарманит денежки.

- Положили бы вы их куда я просил, так давно бы уже убедились, - ответил он.

На дне корзины для рыбы не было и намека на рыбу, зато лежала сложенная вчетверо пачка из-под дешевых сигарет. Вот что написал на ней Красавчик:

"Жожа!

Если увидеться больше не суждено, помни, что твой Эмиль счастлив в дальних краях благодаря тебе. Смотри не проболтайся, потому что, если я влипну, мои ребята тебя прибьют. Это я тебе обещаю".

"Что ж, в конце концов так даже лучше", - подумала я. Напиши он что-нибудь менее хамское, я бы тогда пластом легла, чтобы еще больше ему помочь - уж я себя знаю. А так, выходит, меня бросили. Я разорвала его бумажку, стараясь касаться ее как можно меньше, и выбросила обрывки в воду.

Все, что я рассказала - словом, история моей жизни до нового поворота в судьбе, - завершилось в пятницу. А в следующую пятницу, ближе к вечеру, сирены в крепости завыли так, что даже у нас слышно было. Особенно с моего балкона.

Я послала одну свою подружку разузнать, что случилось. В жилах этой голубоглазой блондинки текла кровь русских царей - по материнской линии. А по отцовской ей достался акцент обитателей Монмартра. По крайней мере в главном. Временами славянская кровь воевала с кровью викингов, а в парижанке сквозила Овернь, но до полного финиша дело не доходило. Подружку мою звали Мишу, для клиентов она была Ниночка. Мишу вернулась очень скоро, разузнав главное: по городу, на потеху жителям, рыскали солдаты - из Крысоловки сбежал заключенный. Кто и как именно - неизвестно.

- Помяни мое слово - тебе его больше не увидеть, - сказала она мне, выходя из комнаты.

- Ну и ладно, я от этой чумы теперь излечилась, - ответила я.

На следующий день - никаких известий. Еще день, воскресенье, - и опять ничего нового, не считая хандры, которая на меня накатила; а с чего - сама не знаю. Интересно, каково ему теперь там, среди топей полуострова? Ведь он в тазик с водой и то с дикими воплями ноги окунал: то ему горячо, то холодно. Уж не раз взвыл, наверное. И мне вдруг вспомнилась наша первая встреча, всякие дурацкие штучки. Думаете, так просто спросить у косорылого и явно косоглазого типа, как его зовут, и услышать в ответ: "Красавчик. Меня зовут Красавчик". И даже не улыбнуться - как можно! Кстати, улыбался он безобразно. До сих пор вздрагиваю всякий раз, услышав о чьей-нибудь криворотой или кособокой ухмылке.

Но тем не менее в понедельник, ближе к вечеру, я отправилась за своим заказом - флаконом духов: я тогда предпочитала "Букетик цветов" фирмы "Убиган"; а там как раз парикмахерша - не хочется даже вспоминать эту мымру, но что поделаешь, - щебетала без умолку своим писклявым голосом, пересказывая все последние сплетни клиенткам, да еще с такими ужимками, каких устыдилась бы самая последняя дешевка из числа сестер моих меньших с улицы Деламбр. За глаза парикмахершу все звали Трещотка, а вообще фамилия ее была то ли Бонфуа, то ли Бонифе - я уж теперь не помню. Короче, время садиться в тюрьму и время выходить из нее, а мне - цвести остаток лета: от нее я узнала, что посты на полуострове сняты, а мой беглец уже, должно быть, охмуряет испанок. Сказать, что на душе у меня полегчало, - не то слово. Так полегчало, что легче перышка стала. Того и гляди ветром унесет.