Два дня к ряду я ломала голову, строила самые нелепые планы, как я избавлюсь от Реппо, не предупреждая Жанну. Бесцельно слонялась я между пляжем и диваном в нижнем этаже. Реппо не пришел.
На третий день — это был день моего рождения — пирог, испеченный мадам Иветтой, напомнил мне что сегодня должны будут вскрыть завещание. Жанна позвонит мне!
Она позвонила во второй половине дня. Серж, наверное, был еще на почте. Он мог нас подслушать, он поймет, что я — До. Я не знала, в какой форме сказать Жанне, чтобы она приехала. Я сказала, что скучаю по ней. Она ответила, что и она скучает по мне.
Я была поглощена мыслью, что кто-то третий нас слушает, поэтому не сразу уловила, как странно звучит голос Жанны; заметила это только к концу разговора.
— Пустяки, — сказала она. — Устала. У меня неприятности. Я должна задержаться еще на день или на два.
Когда я вешала трубку, меня охватило такое чувство, словно я расстаюсь с Жанной навсегда. Но я только чмокнула в трубку, это означало «целую» — и ничего Жанне не сказала.
Снова утро — снова страхи.
Выглянув из моего окна, я увидела двух мужчин у гаража, которые что-то записывали. Они подняли головы и кивнули мне. Смахивали они на полицейских.
Когда я спустилась вниз, их уже не было. Мадам Иветта сказала, что это служащие пожарной охраны в Ля-Сьота. Они приходили что-то проверить, а что — она не знает. Кажется, что-то имеющее отношение к стропилам дома и мистралю.
Я подумала: «они» производят новое расследование.
Поднявшись к себе в комнату, я оделась. Я не понимала, что со мной творится. Меня била дрожь, я видела, как дрожат мои руки, и я снова, хоть уже научилась этому, никак не могла сама натянуть чулки. Между тем мой мозг охватило странное оцепенение, он был точно скован. Босая, с чулками в руках, я долго стояла посреди комнаты и вдруг услышала, как кто-то во мне говорит: «Будь Мики на твоем месте, она бы защищалась. Она была сильнее тебя, была бы ты одна, Мики бы не погибла. Этот парень лжет». А кто-то другой говорил: «Серж Реппо вас уже выдал. Не для того же явились сюда эти люди через три месяца после пожара, чтобы тебя припугнуть. Беги к Жанне».
Я вышла в коридор полуодетая. Ноги сами привели меня, как лунатика, в обгоревшую спальню Доменики.
На подоконнике сидел неизвестный мне человек в светло-желтом дождевике. Кажется, услышав его шаги, я решила, что это Серж, но передо мной был юноша, которого я никогда прежде не видела, худой, с грустными глазами. Его не удивило ни мое появление, ни то, что я была полуодета, ни мой испуг. Я замерла, прислонившись к двери, прижав свои свернутые в комок чулки к губам, и мы без слов долго смотрели друг на друга.
Теперь все вокруг было пусто, голо, испепелено… Комната без мебели, с провалившимся паркетом, мое сердце, которое перестало здесь биться. Я видела по его глазам, что он меня презирает, что он мой враг и тоже знает, как можно меня погубить.
За его спиной стукнул обугленный ставень. Юноша встал, медленно вышел на середину комнаты и заговорил. Однажды мы с ним говорили по телефону, сказал он; он — Габриель, друг Доменики. Он знает, что я убила Доменику. Он подозревал это с первого дня, а теперь убежден, завтра у него будут доказательства.
Это был безумец, но голос его звучал бесстрастно.
— Что вы здесь делаете?
— Ищу, — ответил он, — вас ищу.
— Вы не имеете права без спроса входить в мой дом.
— Это право дадите мне вы.
И так же бесстрастно и деловито он повел свой рассказ.
Он выжидал. Ему было не к спеху. И он хорошо сделал, что выждал. Со вчерашнего дня он знает, почему я убила Доменику. У него даже есть деловой повод, дающий ему право входить в мой дом. Все расходы во время его пребывания на юге, пока он не докажет факт убийства, будут ему оплачены.
Этим поводом был страховой полис, коллективный договор о страховании жизни, заключенный служащими банка, где работала Доменика. В связи с подписанием страхового полиса он и познакомился с ней.
Тут Габриель прервал свой рассказ и спросил, не кажется ли мне, что жизнь — престранная штука? Ведь он ждал три месяца, так как хорошо знал, что один из параграфов страхового договора даст ему право произвести расследование на мысе Кадэ. А когда он узнал о смерти До, он даже заплатил из собственного кармана ее последний месячный взнос по страховке. Если его начальство узнает об этом, непорядочном для страхового агента поступке, то его нигде не будут брать на работу по специальности. Но прежде чем это откроется, он успеет отомстить за свою подругу.
Я немного успокоилась: он старается произвести на меня впечатление, куражится своим упорством. Он ничего не знает. Он объяснил мне, что в Италии дело обстояло бы иначе. И его бы там приняли с распростертыми объятиями. Во Франции До подписала только полис, обязывающий уплачивать по две тысячи франков ежемесячно в течение десяти лет, а Сандра Рафферми заключила уйму различнейших страховых договоров, в общей сложности на десятки миллионов. И если малейший повод к невыплате компанией страховки мог играть роль даже при таком ничтожном полисе, как у До, то итальянские страховые компании заинтересованы гораздо больше в расследовании.
Повод к невыплате? Страховые полисы Рафферми? Меня снова охватила тревога. Я ничего не понимала. Габриеля это как будто удивило. Затем он, очевидно, догадался, что от меня кое-что скрыли. И вот тут-то его лицо на миг осветила усмешка, не веселая, а ироническая.
— Сегодня вечером, либо завтра, если вы помешаете мне делать мое дело, этот дом наполнится ищейками, перед которыми я щенок, — сказал он, стоит мне только пожаловаться в моем рапорте на противодействие, оказываемое мне девчонкой, которая хочет что-то утаить. Я пройдусь еще раз по дому. Советую вам одеться. Потом поговорим.
Он повернулся ко мне спиной и спокойно пошел в ванную, пострадавшую от пожара. На пороге он обернулся и, медленно выговаривая слова, сказал, что у моей приятельницы Мюрно большие затруднения во Флоренции: наследницей в завещании объявлена До.
Всю вторую половину дня я пыталась вызвать Флоренцию. Звонила по всем телефонным номерам, которые нашла в бумагах Жанны. К вечеру добилась ответа. Никто не знал, где искать Жанну, но мне подтвердили, что за десять дней до своего последнего приступа Рафферми просто-напросто составила новое завещание.
Друг Доменики бродил вокруг дома. Он ничего не ел и даже не снял с себя дождевика. Иногда, не считаясь с присутствием Иветты, он, точно следователь, задавал мне всякие вопросы, на которые я была не в состоянии ответить.
Он все ходил вокруг меня, а я не смела его выгнать, боясь привлечь к себе внимание окружающих, и мне чудилось, что меня уносит в круговороте.
И вдруг, когда он шагал перед домом, круговорот во мне кончился, застыв на одной-единственной и безумной мысли: у Мики были те же побуждения — точь-в-точь такие же, что у меня: занять мое место, чтобы вернуть себе наследство!