У Андрея было отвратительное настроение, вызванное не только исчезновением Евы, но и тем, что недавно получил весть об аварии машины с трупами Рисемского и охранника, которая теперь находилась у полиции.
Он знал подробности аварии. И то, что все в машине погибли, хоть как-то поднимало ему настроение. Надеялся, что следы к нему не приведут. Услышав от Антона, что Думилёва едет в театр, также пообещал приехать.
Разговор прервался. Дорчаков отложил телефон, постоял минуту, еще раз посмотрелся в зеркало и, довольный своим видом, вяло плюхнулся на диван.
Он не сомневался, что Ева скоро найдется, не могла же она провалиться сквозь землю. Именно потому, что он верил в быстрое появление Нарлинской, он поручил перед спектаклем объявить зрителям, что та неожиданно заболела, и ее временно пришлось заменить. Многие теперь ходили в театр на Нарлинскую, и ему нравилось наблюдать, как умело триумвират манипулировал зрителями.
Чтобы выпятить способности, которыми, несомненно, обладала Нарлинская, в спектакль на другие роли он подбирал менее даровитых, а подчас тех, кому стоило бы стоять за сценой и создавать шумовые эффекты. Ему приходилось проявлять свою изворотливость, и пока что все получалось удачно. Вдобавок рекламой и подсадными утками в зале доводили зрителей до окончательного отупения.
Основательно к этому прикладывала свою руку Думилёва, но и Ватюшков не отставал. Деньги сыпались, как из рога изобилия. В городе не было ни одного рекламного места, где не красовалась бы внешность Нарлинской. Перед выходом новой пьесы с участием Евы, городское телевидение не умолкало, показывая улыбающуюся актрису. Зрителя просто сажали на крючок. И он пер в театр, забивая зал до отказа.
Такая раскрутка требовала большой отдачи от Нарлинской, но она, пользуясь покровительством Евгении и Андрея, иногда выбрасывала коленца, от которых Антона начинало трясти, как в лихорадке. Порой ему казалось, что она уже и Думилёвой стала надоедать, и он даже обрадовался, что Евгения обратила взор на Ольгу.
Предположение Ватюшкова, что мадам припрятала Корозову у себя, взволновало Антона. Он знал, что такое возможно, он и сам иногда прибегал к подобным играм с молоденькими актрисами. Но проверить догадку Андрея было невозможно. Однако червь сомнения зародился.
Антон смотрел на Евгению, как на отменную хищницу, и ему тоже хотелось стать хищником. Впрочем, он был из той же породы, вот только деньжат у него таких не было, и он не мог, как Думилёва, купить всех и вся.
Глубоко внутри он затаил обиду на Евгению за то, что та отбросила его от Ольги, как щенка. Придушил бы он ее, не задумываясь. Вот только как потом жить без такого спонсора? Приходится мириться и терпеть.
Думилёва в своем брючном костюме приехала раньше Ватюшкова, хозяйским шагом вошла в кабинет Антона, и прямо с порога стала наступать на Дорчакова:
— Ну что ты тут развел баранье стадо, дурак? Плохой ты пастух, раз у тебя бараны разбрелись.
Антон не согласился, плавно замахал руками, поправил Думилёву:
— Все бараны на месте, мадам, лишь одна овца отбилась. Но эта овца твоя протеже, Евгения. С меня взятки гладки.
Евгения уверенно и быстро прошла по узким проходам между мебелью к столу Дорчакова. На лацкане ее пиджака красовалась новая золотая брошь в виде цветка с бриллиантом в центре. Антон хотел сказать комплимент. Но Евгения громко опередила:
— Куда же ты смотрел, Антошка? А Андрюха, почему ушами хлопал?
В это время за дверями разнесся голос Ватюшкова, на кого-то покрикивающий, и Антон гибкой рукой показал на дверь:
— Вот, явился, не запылился! С него и спроси! Пусть сам ответит!
Двери распахнулись, и в проеме возникла фигура Андрея в черной рубахе и светлых брюках. Он с мрачным выражением лица двинулся по кабинету, зацепив за все углы, которые попадались ему на пути, и при этом недовольно брюзжа.
Евгения смотрела на него свысока. Взглядом придавила книзу, погашая раздраженное бухтение. Сказала:
— Ну, что, все дураки в сборе?
— Может быть, здесь есть и дураки, но я не отношу себя к их числу, — угрюмо отозвался Ватюшков и сощурился, как будто пытался лучше рассмотреть каждого из друзей.
Она сделала широкий жест рукой, смахнув нечаянно бумаги со стола Дорчакова, что заставило того быстро наклониться и поискать их на полу. Евгения брезгливо скривилась, и возмущенно вперилась в Андрея:
— А к какому же числу дураков ты себя относишь, дурак? Стоило мне на сутки отлучиться из города, как вы потеряли Нарлинскую. Я вам обоим головы откручу, если не найдете ее к завтрашнему спектаклю, — пригрозила вполне серьезно. — А ты там чего под столом ползаешь, дурень театральный? — нервно прикрикнула на Антона. — Думаешь, башку сохранишь? Твоя дурная голова первая полетит!
— Головы я тоже умею откручивать, так что это не в новинку! А мои пацаны ищут уже, — Ватюшков хмуро наблюдал за дергаными движениями Думилёвой.
Та наклонилась, за шиворот оторвала Антона от пола:
— Да оставь ты, к чертовой матери, всю эту муру! Там ей и место! — и опять обратилась к Андрею. — Пацаны, говоришь? Знаю я твоих пацанов. Отребья махровые с помоек собранные. Что они у тебя могут? Только зарезать кого-нибудь, а больше ни на что не способные.
Эти претензии были неприятны Ватюшкову, и он решил перевести стрелки на Антона. Пусть погрызутся между собой. Кивнул на Дорчакова:
— Здесь Антоша не доглядел. Ева не вернулась после спектакля. Он что, проводить не мог?
Услыхав свое имя, Дорчаков вздрогнул:
— Я отвечаю в стенах театра, а за его пределами каждый сам себе барин, — проговорил в оправдание.
Евгения перебила его и защитила, напустившись на Ватюшкова, но одновременно пригрозила:
— Ты, Андрюха, щеглом мне тут не пой! Антошка простой бабник, а ты — Живоглот! Антошка — это кот масленый, он и рад бы избавиться от Евы, надоела она ему, видишь ли, новую пассию приглядел. Ольгу Корозову. Да только этот дурак знает, если с Евой что-нибудь случится, ему не будет ни дна, ни покрышки! Я скорее от него избавлюсь, чем от Нарлинской! — уставилась въедливым взглядом на Дорчакова. — А вот хотелось бы узнать, Антошка, куда интересно исчезла Ольга, может, ты нам что-нибудь скажешь? Не в твоих ли кладовых искать ее надо?
Антон опять содрогнулся и стал интенсивно крутить головой:
— Не переваливай, мадам, с больной головы на здоровую. Мои кладовые можно проверить, они пусты, в них давно уже один ветер гуляет.
Но Думилёва недоверчиво давила, ломая сопротивление:
— Мы уже знакомы с твоими причудами, и знаем, как ты умеешь мариновать молоденьких актрис, пока не загонишь их в свою постель. Не люблю насильников. Кастрировать всех вас мужиков нужно, чтобы к девочкам на пушечный выстрел не подходили!
— Всех-то зачем, Евгения? — сердито поежился Ватюшков, размахивая руками и цепляя рукавами за углы мебели. — А рожать-то эти девочки от кого будут? Вымрут ведь все без мужиков!