Обычно, когда она выходила из себя, она начинала рубить с плеча, и тогда доставалось всем, кто попадал ей под руку. Особенно доставалось тем, кто зависел от ее денег. Но не обходило стороной и тех, кто просто оказывался рядом, ни сном, ни духом не ведая о причинах ее извержений.
Ватюшков не зависел от ее кошелька, не в пример Дорчакову и другому театральному начальству, но и ему в такие моменты, если он был поблизости, перепадало.
Поставить Думилёву на свое место в такие минуты, было не в его силах. Она была неуправляема и неисправима. Метала гром и молнии, стригла всех под одну гребенку. Дураки, дурни, дуроломы, дуремары! Другие слова терялись в этом букете.
Между тем, сейчас вулкан не взрывался. Но Андрей знал, если даже внешне она никак не проявляла себя, это совсем не означало, что она пропускала информацию мимо ушей. Нет. Евгения все схватывала на лету и отличалась отменной памятью.
Эта женщина была замешана на таких дрожжах, что понять ее мысли или прочитать намерения невозможно, как невозможно прочитать книгу, которая находилась за толстой стеной. Только время могло показать, какие шаги она предпримет по этой информации и предпримет ли их вообще. Но по ним станет понятно, куда направлен вектор силы.
Андрей не сомневался, что Евгения своего не упустит, как никогда не упускала, если дело касалось красивых девушек. Тогда в ней просыпался животный мужской инстинкт. Она могла затоптать всякого, кто становился на пути.
Другие с таким напором рвались к деньгам и славе, у нее же денег было невпроворот, а хороших девушек, желающих делить постель с женщиной, хоть и с мужским характером и мужскими повадками, всегда не хватало. И она дралась за них яростно и подчас жестоко.
Естественно, что Думилёва скоро проявит себя. Андрей был в этом уверен. А пока выразил показное возмущение ее предложением спросить у Антона:
— Ты что, Евгения, и, правда, думаешь, что я дурак? Да и Антоша не дурак, чтобы выложить все начистоту, как есть! Попользуется так, что Ольга забудет о Корозове! Он умеет донжуанить. С манерами и выгибонами. Не то, что Глеб или мы с тобой!
В уголках ее глаз появилась хищная усмешка, но что она выражала, Андрей разгадать не сумел. Хлопнул рукой по столешнице и поднялся на ноги:
— Вот такие пироги, Евгения. У меня все, тема разговора исчерпана. Поломай голову сама теперь, что да как. Подумай, за кого нас держит Антоша. И позволь откланяться, мне пора.
Она тоже встала со стула. Неожиданно подступила к Андрею вплотную, пристально глянула в лицо. Потом правой рукой развернула его спиной к себе, по-мужски хлопнула по плечу и резко толкнула в шею:
— Позволяю! — произнесла, и вдруг ошарашила вопросом, как будто не было между ними только что никакого разговора. — Так ты зачем приходил?
Андрей на миг опешил.
А Евгения, точно внезапно вспомнив о состоявшейся беседе, бросила:
— Ты — дурак, Андрей! Круглый дурак!
Ватюшков ответил зло и враждебно:
— А я думаю, что мы с тобой оба сейчас в дураках, Евгения! — и вышел, не прощаясь.
10
Корозов не находил себе места, потому что не понимал происходящего. Прошло несколько дней, но никто никаких требований не выставлял. Было ощущение замороженного состояния, какого-то вакуума. Глеб не давал покоя Исаю. Тот избороздил город вдоль и поперек, но все по-прежнему оставалось на точке замерзания.
Оперативники Акламина также не приносили свежих новостей.
Глеб не мог спокойно находиться в офисе и нигде не мог, где встречались знакомые лица. У всех в глазах был виден один и тот же вопрос: «Не нашли?». Он уже не знал, что отвечать. Собственная беспомощность убивала. Это было ужасно. Он ненавидел себя за то, что не мог выяснить, кто похитил Ольгу, где она, а так же за то, что издергал телефонными звонками Акламина.
Находиться дома тоже было невыносимо. Там каждая стена, каждая вещь излучали тепло, всегда исходившее от Ольги. В каждом предмете он слышал ее смех, голос, видел ее глаза и улыбку.
Садился в автомобиль и кружил по городу до умопомрачения, глядел через стекла на прохожих, точно выискивал в толпе лицо жены. Он и, правда, забываясь, выискивал ее лицо, а когда вдруг до него доходил маразм происходящего, его обдавало холодным потом, как будто он начинал сходить с ума.
Но сдаваться, подчиняться воле обстоятельств, он не умел и не привык. Нет. Он способен был наступить на горло собственной растерянности. Минуты слабости не для него. Не из такого теста он вылеплен. Он мог бороться и преодолевать трудности. Не раз уже приходилось. И теперь сломает хребет обстоятельствам.
Изнутри пошла сильная волна, в груди закипело. Глеб положил руку на плечо водителю, остановил машину и вышел на воздух.
Солнцем и жаром обдало тело, кровь в жилах понеслась со скоростью света.
Он снял пиджак, бросил в машину, и шагнул к тротуару. Широко открыл рот, как будто кусками откусывал воздух и глотал его, чувствовал, как силы в нем прибавляются. Зарычал так, что прохожие стали сторониться его и шарахаться с тротуара. Но дома, деревья, люди, машины, дорога, недавно еще не имевшие четких очертаний, приобрели отчетливые линии и краски.
Глеб побагровел, но не от солнца и жары, а от рвущегося изнутри давления. В голове появилась ясность, мысли заработали во всю мощь.
Он вернулся к машине, несколько раз обошел вокруг нее, мозг выстраивал порядок дальнейших действий. Ломал обстоятельства, как щепки. В эту минуту Глеб не узнавал самого себя.
Солнце стояло в зените. Тени не было. Что такое было с ним недавно? Раскис? Стал собственной тенью? Тьфу! Заигрался с тенями. Игра с тенями — не мужское дело!
Что за тварь посягнула на самое дорогое в его жизни, Ольгу? Голову оторвет, ноги выдернет, сердце вырвет у этой сволочи!
Глеб собрал себя в кулак, каждая жилка в нем сделалась железной. Охранник за спиной тоже весь подобрался и натянул свои мышцы.
Корозов опять твердо двинулся по тротуару. Охранник не отставал. Автомобиль чуть сзади шелестел шинами по дороге. Пройдя пешком метров сто, а, может, больше, Глеб уже намеревался вернуться в машину, как у обочины, немного опередив его, резко затормозил черный, сверкающий чистотой автомобиль.
Дверь открылась, и Корозов увидал обрюзгшее властное лицо Рисемского. Тот смотрел холодно. С апломбом сказал:
— Иди, поговорим!
Глеб остановился. Отрицательно покрутил головой, сухо ответил:
— Я уже был в твоем офисе, разговора у нас не получилось!
Ответ был ожидаемый для Олега, посему на его лице не дрогнул ни один мускул. Он произнес:
— Я наслышан о твоих неудачах! Теперь мы с тобой в одной лодке, теперь все будет зависеть от рулевого, чтобы лодка не перевернулась!