Сегодня любой мало-мальски «образованный» школьник уразумел, что лето 1941 года — время паники, общего отчаяния, отступления и миллионных «котлов». Неудивительно: даже через почти восемь десятилетий после тех трагических событий у нас не спешат рассекречивать многие документы, их объясняющие. Причин много, они меняются в зависимости от идеологических «моментов», а результат один: «держать и не пущать»! Но рассекреченные материалы военной контрразведки свидетельствуют о том, что события начала Великой Отечественной войны нельзя понимать однозначно.
Уже 22 июня начальник Третьего управления НКО СССР А. Н. Михеев подписал директиву № 34794 «О задачах органов Третьего управления в связи с началом военных действий по отражению агрессивного нападения фашистской Германии на СССР». Вслед за ней, 27 июня, в третьи отделы и отделения была направлена директива № 35523 «О работе органов Третьего управления НКО в военное время».
Главной задачей военной контрразведки стало совершенствование оперативной работы в прифронтовой полосе. «С первых дней войны директивами Третьего управления НКО СССР особые отделы были ориентированы на “своевременное вскрытие и ликвидацию агентуры противника по линии шпионажа, диверсии и террора, предотвращение случаев дезертирства и измены Родине, пресечение антисоветских проявлений и вражеской работы по разложению личного состава воинских частей, распространению контрреволюционных листовок, провокационных и панических слухов”.
В числе основных задач военных контрразведчиков во фронтовых условиях были “ограждение штабов” и “обеспечение непроницаемости линии фронта”, что означало перекрытие каналов утечки информации о планах командования, обеспечение сохранности топографических карт, шифров и секретной документации, выявление агентов и диверсантов противника, а также физической охраны командиров.
Но в это же самое время в работе военной контрразведки существовали немалые сложности: Положение об органах Третьего управления в армии и на флоте было утверждено только в марте — апреле 1941 года, а решение о координации оперативно-следственной работы с территориальной контрразведкой и органами внутренних дел — в конце мая. Пополнившие ряды военных контрразведчиков оперативники из территориальных органов НКВД и НКГБ, военнослужащие с командных и политических должностей армии и флота не имели достаточной специальной подготовки, не владели информацией о методах и тактике действий противника, особенно применительно к военному времени.
Армейским чекистам вновь, теперь уже в боевой обстановке, приходилось перестраивать свою деятельность. Приказом наркома обороны СССР начальник Третьего управления НКО СССР комиссар государственной безопасности 3-го ранга А. Н. Михеев был наделен правом производить все перемещения и назначения личного состава центральных и периферийных органов, вплоть до заместителей начальников третьих отделов округов и фронтов»
[229].
Кстати, в директиве от 27 июня определялось, что «начальники органов Третьего управления имеют право производить аресты военнослужащих всех степеней за совершенные преступления по получении соответствующей санкции вышестоящего начальника органов Третьего управления и командования», и указывалось, что красноармейцы и сержанты могли быть арестованы с санкции командира дивизии или корпуса, «лица среднего начсостава» — это от младшего лейтенанта до капитана — с санкции Военного совета армии или фронта, а старший и высший начсостав — с санкции наркома обороны… А ведь как любят показывать в кино злобного особиста, угрожающего немедленным арестом и расстрелом какому-нибудь комдиву!
Понятно, что директивы звучат очень общо, а потому за подробностями обратимся к документам — из них становится ясно, насколько деятельность военных контрразведчиков была обширна и разнообразна.
Например, 6 июля руководство Третьего управления НКО докладывало первому заместителю председателя СНК СССР В. М. Молотову о проблемах в организации железнодорожных перевозок, сообщая, что «перевозка войск, вооружения, боеприпасов и других воинских грузов на фронт на ряде железнодорожных дорог систематически срывается». Приводились конкретные данные: в частности, «26 июня с. г. с Кировского (г. Ленинград) завода были направлены на ст. Орша два эшелона танков № 7/3016 и 7/3017. Эти эшелоны несколько дней перегонялись в треугольнике Витебск — Орша — Смоленск и не разгружались. 30 июня эшелон № 7/3016 был в Смоленске, а эшелон № 7/3017 — в г. Витебске. Где эти транспорты находятся в настоящее время, АБТУ сведений не имеет». «На ст. Электросталь под Москвой сосредоточено около 400 вагонов взрывчатых веществ. Окружная дорога не принимает их для направления по назначению. Такое количество взрывве-ществ, находящихся на расстоянии 30 километров от Москвы, создает опасность для города». Фактов в донесении приведено гораздо больше, что свидетельствует об активной работе военных контрразведчиков.
Несколько позже контрразведка обращает внимание на другой аспект железнодорожных перевозок:
«Отмечены случаи, когда при формировании воинских эшелонов на станциях отправления на вагонах краской или мелом указывается станция назначения. Такие действия приводят к разглашению направления передвижения войск». Для недопущения этого работникам особых отделов округов предлагалось при формировании воинских эшелонов «обеспечивать тщательный осмотр вагонов и все надписи, указывающие станцию назначения, уничтожать. В случае обнаружения подобных надписей производить расследование, выявлять авторов и привлекать их к строгой ответственности».
Военным контрразведчикам было известно и то, что «противник довольно точно определяет наши постоянные и действующие запасные аэродромы, зная иногда даже о происходящих на них изменениях. В ряде случаев противнику известно о наличии или отсутствии самолетов-истребителей на аэродроме. На основании этих данных производится бомбардировка наших аэродромов». В этой связи в директиве от 10 июля перед оперативным составом ставилась задача «быть на аэродромах круглые сутки», «выявлять всех лиц, пытающихся проникнуть на наши аэродромы, задерживая подозрительных», «организовать наблюдение на аэродромах за личным составом частей», а также «путем своевременного выявления недочетов и постановки вопросов перед командованием не допускать особенно таких явлений, как скученность самолетов на аэродромах и посадочных площадках, уход личного состава от своих машин, несвоевременное поднятие в воздух из-за задержки в заправке и т. д.».
Не прошло и месяца, как третьим управлениям НКО и НК ВМФ СССР было приказано «сформировать при военно-почтовых сортировочных пунктах, военно-почтовых базах, военно-почтовых отделениях и станциях отделения военной цензуры… Отделениям военной цензуры немедленно приступить к осуществлению гласного политического контроля всей входящей и исходящей переписки частей Красной армии и Военно-морского флота…».
Военной цензуре предписывалось «производить вскрытие и просмотр всей входящей и исходящей корреспонденции по армии и флоту… Подвергать конфискации наряду с антисоветскими, провокационно-клеветническими, шифрованными, кодированными и подозрительными по содержанию письмами также все письма, содержащие нижеследующие сообщения, составляющие военную тайну и не подлежащие оглашению (далее следует подробный список тем, которых никакой здравомыслящий военнослужащий в личных посланиях касаться не будет. — А. Б.)…». Кстати, определялось, что «в случае когда в письме имеется текст, содержащий сведения, не подлежащие оглашению в почтово-телеграфной переписке, но не носящие злонамеренного, враждебного характера, такие письма могут пропускаться по адресу, но с обязательным вычеркиванием или вырезыванием запрещенного текста…»
[230].